Л. Н. Толстой . Письмо к Л. Д. Семенову (19.11.1909)

Не менее, если не более, был извилист жизненный путь Александра Михайловича Добролюбова, который так же, как Семенов, вышел из рядов интеллигенции (род. в 1876 г.), тоже прошел через литературное декадентство (сборник стихов и прозы «Natura naturans — natura naturata», 1895 г.), буддизм, эстетизм, ницшеанство, дешевый сатанизм и культ смерти и, ища мещанских «искусственных раев», пробовал опьянять себя гашишем и опием, носил костюм «вроде гусарского» и, по словам своего почитателя и панегириста (В. В. Гиппиус, «Александр Добролюбов» — «Русская литература XX века», под редакцией С. А. Венгерова, изд. «Мир», вып. III), — «говорил намеренную чепуху» (чему лучшим подтверждением служит другая его книжка — «Собрание стихов»). Учился Добролюбов так же, как и Семенов, на историко-филологическом факультете Петербургского университета, но курса не кончил; по слухам, ему пришлось удалиться из университета после того, как его проповедь самоубийства возымела неожиданный успех среди товарищей (один покушался покончить с собою, а другой действительно застрелился). Изведав все эти дороги, Добролюбов увлекся политической агитацией и даже был судим, но и к политике скоро остыл, а затем стал последователем Толстого. Как и Семенов, он отказался отбыть воинскую повинность и повел в этом духе усердную пропаганду, что и привело его в тюрьму. На почве толстовства Добролюбов ушел в народ и долго бродил по России. Под влиянием знакомства с мистическим сектантством он несколько отошел от подлинного толстовства и основал особую секту. На шаткие, мистически настроенные умы некоторых крестьян и нескольких малообразованных представителей полуинтеллигентных слоев Добролюбов умел действовать сильно. Его мистицизм был особенно не по душе Толстому, который вообще находил, что «малейшее допущение чудес уже лишает религию той простоты и ясности, которые свойственны истинному отношению к богу и ближнему» (письмо к Христо Досеву 17 марта 1908 г.). «Лев Толстой, — говорил Добролюбов — все хочет объяснить и понять холодным рассудком, он не признает чуда, не верит в его возможность. Но откровение выше разума, а потому мы должны стремиться достигнуть того состояния, при котором будет возможно откровение». В этом убеждал он и самого Толстого, которого навещал в Ясной Поляне, но Лев Николаевич не мог зайти так далеко, как его почитатель, и упорно не поддавался Добролюбову: «Я не знаю, что это за жар-птица такая — откровение. Может быть, что жар-птица на кого-нибудь и слетала, но на меня-то, по крайней мере, она никогда не садилась…» (А. Пругавин. «Новая секта» — «Речь» 1913, N 3). Незадолго до смерти, заведя однажды речь о Добролюбове, Толстой сказал: «Только те нравственные истины тверды, которые ясны. И что совершенно ясно, то твердо. Мы твердо знаем, что дважды два четыре. Или — что углы треугольника равны двум прямым… И зачем, зачем этот мистицизм!» (Булгаков, стр. 252). Стихи Добролюбова очень не нравились Толстому (Гольденвейзер, I, стр. 262), а о другом, и последнем, сборнике «откровений» Добролюбова «Из книги невидимой» (1905 г.), бездарной и надутой подделке под чувства и стиль Франциска Ассизского, он говорил: «Она неясна, фальшива, искусственна» (Гольденвейзер, I, стр. 149; сравн. II, стр. 104). По-видимому, Семенов советовал Толстому, не зная, что он знаком с нею, прочитать ее. Толстой же, который тогда уже многое забывал, так и не догадался, о какой книге писал ему Семенов.

Мария Добролюбова (умерла 11 декабря 1906 г.), сестра Александра Михайловича, в свою очередь бывшая под сильным влиянием брата (А. Б. Гольденвейзер, II, стр. 63, 96-100), передает несколько отзывов Толстого о Добролюбове и его учении. Толстой восставал против постоянного требования Добролюбова — молиться: «зачем молитва? это мистицизм», и против его убеждения, что «не надо никого учить и ни у кого учиться». Странствуя по Уралу, Пермской губ., оренбургским и самарским степям, среди крестьян и казаков, Добролюбов завербовал в свою секту много сторонников и особенно много последователей отбил у такого рационалистического толка, как молоканский. Какова судьба добролюбовской секты после революции и где теперь и жив ли сам Добролюбов — об этом у нас нет сведений.

Отрицая всякий внешний культ, всякую обрядность, добролюбовцы тем не менее распевали на своих собраниях сочиненные «братом Александром» гимны, а также разные сектантские стихи, главным образом духоборческие. Против этого обычая и восстает Толстой в печатаемом нами письме. Впрочем, и сам Добролюбов предостерегал своих учеников от злоупотребления пением, боясь, как бы оно не выродилось в голую формальность и не начало препятствовать самоуглублению.

Н. Лернер.

* * *

Основательные комментарии покойного Николая Осиповича Лернера к письму Толстого к Л. Д. Семенову нуждаются в некоторых добавлениях и исправлениях.