Л. Н. Толстой. В поисках истины (по дневникам писателя)

Никольское у Олсуфьевых[114]. Я здесь уже 4-й день. И невыразимая тоска. Пишу об искусстве плохо. Сейчас молился и ужаснулся на то, как низко я упал. Думаю, спрашиваю себя, что мне делать, сомневаюсь, колеблюсь, как будто я не знаю или забыл, кто я, и потому, что мне делать. Помнить, что я не хозяин, а слуга и делать то, к чему приставлен. С каким трудом я добивался и добился этого знания, как несомненно это знание и как я мог все-таки забыть его – не то что забыть, а жить, не применяя его…

Всякое живое существо носит в себе все возможности своих предков. Выделяясь же, оно проявляет некоторые из них, неся в себе все остальные и приобретая новые. В этом процесс жизни: соединять и выделять. Еще более неясно.

Решаю непременно каждый день писать. Ничто так не утверждает в добре. Это лучшая молитва.

Дневник, 7 февраля 1897 г., Петербург, т. 53, стр. 137.

Поехал к Чертковым. У них радостно. Потом у Ярошенко[115]. Вечер дома с Соней. Нам хорошо. Молюсь, чтобы и здесь и везде не отступать от сознания посланничества, исполняемого добротой.

Дневник, 1 марта 1897 г., Никольское, т. 53, стр. 142.

Для твердости и спокойствия есть одно средство: любовь, любовь к врагам. Да вот мне задалась эта задача с особенной неожиданной стороны, и как плохо я сумел разрешить ее. Надо постараться. Помоги, Отец.

Дневник, 4 апреля 1897 г., Москва, т. 53, стр. 143.

Нынче 4 Апреля 97. Москва. Почти месяц не писал (20 дней) и дурно прожил это время – тем, что мало работал. Все писал об искусстве – запутался последние дни. И теперь два дня не писал. Спокойствие не потерял, но душа волнуется, но я владею ею. О Боже! если бы только помнить о своем посланничестве, о том, что через Тебя должно проявляться (светить) божество! Но трудно, что если это помнить только, то не будешь жить; а надо жить, энергически жить и помнить. Помоги, Отец. Молился много последнее время о том, чтобы лучше была жизнь. А то стыдно и тяжело от сознания незаконности своей жизни.

Дневник, 3 мая 1897 г., Ясная Поляна, т. 53, стр. 145.

Чувствую себя и физически и умственно и нравственно слабым. Нравственный человек начинает пробуждаться и недоволен. Помоги мне, Отец, освободиться от того, что меня связывает во мне же. Очень гадок я себе. Удивительная весна. Сейчас пришел с Козловки, принес кашки и ландыши.

Многое думал и не записывал. Ничего доброго не сделал. Капуа[116]. Волоски лилипутов[117] так связали меня, что скоро не двинусь ни одним членом, если не стану разрывать. Грустно, грустно и не от неудовлетворенности внешней. Ничего от жизни не хочу я, и не жаль мне прошлого ничуть[118], а на себя гадко, совестно, жаль своей души. Помоги, Господи. Бог, вы слышите? Наверно слышите, потому что вы же и говорите.

Дневник, 9 мая 1897 г., Ясная Поляна, т. 53, стр. 145.

Ночь, 12 часов. Пошел было спать, но сошел, чтобы записать удивительное душевное состояние: мучительная тоска и не добрая. Болезнь ли это или душевная слабость, но я очень страдаю. Молюсь.

Дневник, 16 мая 1897 г., Ясная Поляна, т. 53, стр. 145–146.

13 приезжала Софья Андреевна. Вчера получил от нее письмо. Все то же. Всю ночь не спал. Никогда страдания не доходили до такой силы. Отец, помоги мне. Научи. Войди. Усилься во мне. Не могу придти ни к какому решению. Не думать? Нельзя. Решить же ничего не могу. Жалеть не могу, и противодействовать не могу по жалости. Боже, помоги.

Дневник, 17 мая 1897 г., Ясная Поляна, т. 53, стр. 146–147.