_____________________
С «Семьей и Школой» так: № 9 лежит у меня (и у Вас) на столе; для № 10 я продержала уже обе корректуры (эта удивительная редакция дает мне и гранки и верстку); для № 11 я продержала гранки. № 11 — это стихи; пока что там все по-моему. Но ждать еще долго: 15 ноября. Полтора месяца…
Ваше вступление отличное.
Об Элике… Очень мне жаль Ваших нервов. У меня с ним отношения корректные, но я никакой симпатии не чувствую к нему. Одно могу сказать в его защиту, — если только это можно счесть защитой! — он действительно слепоглухорожденный и многое мерзкое, что он творит (он ведь и мне сделал несколько гадостей), он совершает, совсем не понимая неприличия своих поступков. Отца своего он, по-видимому, любит — однако загубил собрание сочинений, напихав туда множество плохих стихов. Ни слуха, ни вкуса, а самоуверенность, настырность — страшные. Известно ли Вам, что он
В VIII томе множество писем, которых печатать не следовало. Примечания были малограмотные — и фактически и стилистически (я читала корректуры писем ко мне, Ал. Иос., К. И., Т. Г.). Составлял комментарий бандит по фамилии Чулков. И тут мне пришлось вступить во временный союз с Эликом: он поддержал меня против Чулкова, понимая, вероятно, что примечания скандальные. С помощью Элика наиболее вопиющие ошибки удалось исправить. (Читала и Ал. Иос.) С помощью в том смысле, что он — пробивная сила в издательстве, а я — ноль.
И вот тут, читая корректуры
Но осмеливается создавать подпись: С. и И. Маршак! И вообще считает себя литератором: ведь он столько
При этом у него есть бесспорная одна заслуга: архив. В дивном порядке архив С. Я.
Интересно бы знать, зачем именно сейчас Вы ему понадобились, т. е. мир с Вами?
Впрочем, он не любит находиться в ссоре с людьми, которые окружены уважением и любовью.
_____________________
Приобретите все же 8-й том нового Собр. Соч. Маршака. Там кое-что интересно; а кроме того на стр. 125 напечатано:
«Очень нравится мне Ваша мысль написать о Пантелееве. Конечно, он самый талантливый из всей нашей литературной молодежи и заслуживает того…» и т. д.
Это — письмо С. Я. к К. И. от 7 мая 1933 г., Sorrento.
К сожалению, того письма К. И., на которое С. Я. отвечает, в архиве у С. Я. не сохранилось. И я в примечании могла только указать (за Чулкова!), что К. И. о Пантелееве тогда-то и тогда-то все же написал. (Ни Элик, ни Чулков этого не знали).
Ленинград. 6.10.72.
Дорогая Лидочка!
Я только что с огорчением узнал из письма С. И. Сивоконя о том, что случилось в журнале
[511]. Но ведь этого нужно было ждать, да ведь и ждали, и опасались весьма, в том числе и Вы.Одно могу сказать: Сергей Иванович тут ни в малейшей степени не виноват. Он даже и сейчас не знает, откуда, из какой тучи грянул гром.
Я-то ждал, так как были, что называется, прецеденты.
Об Элике я говорить не хочу. Слепоглухорожденный? Может быть. Но ведь и знаменитые «дачники» в Ваших воспоминаниях такие же, однако Вы их не оправдываете, и пощады им не даете!
О книгах для библиотеки Вы меня уже просили, и я послал Вам несколько ящиков — все, что у меня нашлось. В моем возрасте такие приятные события, как приобретение полных собраний сочинений Герцена, Толстого или Томаса Манна, — не случаются: собрания уже сами состарились на книжных полках. Вероятно, и у Вас это так. И у всех моих соседей (ведь все это люди за шестьдесят, а кое-кто и сильно за шестьдесят).
Лидочка, милая, не огорчайтесь больше, чем следует. У всех это бывает. Вот и я только что перенес нечто подобное.
14/X 72.
Дорогой Алексей Иванович.
Я вовсе не беру Элика под свою защиту. С чего бы это? Я его знаю давно и гадостей он на моей памяти сделал много — не только Вам или Владимиру Иосифовичу, но и мне самой. (Даже посильнее, чем Вам.) Я не под защиту его беру; я просто поделилась с Вами своими