Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Вчера впервые за последние годы день был ясный, светлый, сухой, предморозный — без слякоти. Народу на могиле и дома было много, но, к счастью, меньше, чем в бестолковое 1 апреля. Были, конечно, и чужие — во всех смыслах — но их было человека 3–4, не более, а остальные были либо близкие К. И., либо нам с Люшей, и уж во всяком случае — сосредоточенные. Вернувшись с могилы в дом, мы ели и пили; потом кое-кто уехал, кое-кто поднялся в комнаты К. И., а потом все оставшиеся собрались в комнате у меня и слушали воспоминания о К. И. Начали с Ваших. (Владимир Иосифович опасался было, что Вы рассердитесь — «мы не спросили», но я твердо сказала: «нет, не рассердится» — и мы начали с Вас.) Читал Владимир Иосифович. Слушали с необыкновенной заинтересованностью, живостью, увлеченностью, пониманием, «смеялись там, где следует», как говорил С. Я. Читал Владимир Иосифович очень хорошо. А я снова порадовалась правде, глубине, сложной простоте Ваших воспоминаний. Их писательской виртуозности.

Толстой говорил: «будет просто, когда напишешь раз со сто».

Потом Клара Израилевна прочла воспоминания Комы Иванова. К сожалению, это всего лишь клочки.

Потом Люша прочитала письмо К. И. к Оксане Иваненко. Адресат не весьма стоящий, но письмо замечательное — о Тарасе Шевченко и о Некрасове и о том, почему он, К. И., никогда не соглашается писать биографию Некрасова.

А после послушали голос К. И.

«Тараканище» и переводы английских песенок.

Этого перенести невозможно.

То есть — я — не могу.

_____________________

Вы написали мне всякие утешения по поводу «Семьи и Школы».

Спасибо, милый друг; но право же я давно не думаю о «Семье и Школе». Все естественно, и во всем я сама виновата. И, главное, с тех пор столько случилось — навалилось — нового, — что мне уж не до «Семьи и Школы».

Еще раз спасибо за телеграмму, за самое дорогое на земле — братскую память.

376. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

11/XII 72.

Дорогой Алексей Иванович.

Спасибо Вам и Элико за все, и за подарки, и за Ваши голоса, и за то, что побывали.

Спасибо и за «Сибирские огни» [519]. (Кстати, заметили ли Вы совпадение — неподалеку от Вашей статьи — заметка о «Солнечном веществе» Матвея Петровича?) [520]

Фина прочитала мне Вашу статью. Конечно, она вполне «пантелеевская». Не литературоведение, а то, что и должно: литература о литературе. То есть Ваша статья — литература.

Со мной Вы обошлись уж очень по-дружески. Ну что я тогда умела! Ровно ничего, ноль! Единственное достоинство в работе с Вами, которое я за собой признаю, — это то, что работать я Вам не мешала. Это правда. [521]

Теперь скажу, чего, мне кажется, Вы зря не договорили — а я все время ждала, оно было у Вас вот-вот на пере, по дороге. Я не для восхваления ленинградской редакции, а просто потому, что так было и что следовало бы объяснить молодым прозаикам необходимость и единственность этого метода, раз уж Вы говорите об инструментовке и ритме прозы.

С. Я. всегда всякую чужую прозу — каждый абзац — читал вслух, учил авторов и нас читать вслух и непременно слушать. Ритм, пауза, звуки, переход. Он доходил в этом иногда до комического: автор читал 2 абзаца, потом С. Я. — вслух те же 2 абзаца — потом давал Т. Г., потом мне и при этом на меня кричал: «Вы читаете нарочно хорошим голосом! Читайте не замазывая». Это чтение прозы вслух в сущности и было главным редакционным методом работы: слушать любой текст как стихи. (Даже примечания!) Для меня он не был нов, потому что К. И. всегда именно так писал — и читал! — свои статьи. Конечно, со временем, приучившись слышатьфразу и соотношенияслов и фраз вслух, уже проделываешь эту операцию молча: читаешь глазами, а слышишь ухом. Так, наверное, певец или пианист, читает ноты: про себя, но слыша.

Я потом испытала удивление, когда мне случилось работать в редакциях «Нового Мира», «Пионерской Правды», «Литературного Наследства». Чтобы расслышать, почему тут на странице ничего не вышло — сидя с автором рядом, читаешь вслух. Он встревает — перебивая, не догадываясь, что ему делать и что за странное занятие. Он не знал, что прозу следует слышать.

Вот, мне кажется, не говоря о ленинградской редакции, Вам надо было посоветовать молодым читать себя вслух.

Может быть, я и не права и все это само вытекает из Вашего рассказа о собственной работе. Может быть. Примеры удивительные. И из «Пакета», и из «Часов», и из «Маруси Федоровны».

Интересно, какие будут отклики на эту статью. Уверена, что посыпятся во множестве.

377. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Комарово. 19 февраля 1973.

Дорогая Лидочка!

Больше месяца не было от Вас весточки.

Рад был узнать (из двух московских газет), что принято решение о создании музея Чуковского. Теперь будем жить надеждой, что хорошая идея не будет испорчена.

378. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

24/II 73.

Дорогой Алексей Иванович.