Через них прошло уже 30 тысяч человек. И видели бы Вы, с какими лицами люди оттуда выходят, как они благодарны, что комнаты сохранены, какие записи делают в наших книгах.
За что
Ужасным моментом будет переезд. Непонятно, куда вывезти 5 тысяч книг, картины, письменный стол, лампы, шкафы, «штуковину»
[676]и т. д. И потом — как все это будет похоже не на вывоз, а наЕсли разорение Музея произойдет, то оно будет
Одновременно с нами затевается выселение семьи Пастернака и Кассиля.
В дом Пастернака — хотя в нем сохранилось немногое — тоже стремится ежедневно поток посетителей. Я их понимаю: глянуть из того окна, из которого глядел Пастернак, — уже счастье. Я бы всю эту местность назвала его именем — все тамошнее им воспето — рощи, Сетунь, вьюги, кладбище.
Вот начала Вам писать, чтобы утешить Вас и успокоить, а вышло нечто другое. Нет, не другое. Это мое письмо — моя любовь к Вам, мое утешение — Вам. Я знаю, что в эти тяжелые дни Вы с нами, то есть с К. И., с памятью о нем — не с тою, которую призван воплощать Михалков — а с истинною. Не огорчайтесь! Никто из читателей «Лит. Газеты» не спутает Вас с Алексиным и К
о.Я здорова. У Люши корректуры и бесконечные звонки — юбилейные — из всех журналов и газет. И повестка в суд. Она спокойна и разумна.
9.02.82.
Дорогая Лидочка!
Да, Вы правду написали: Ваше последнее письмо ничем утешить меня не могло.
Надеюсь, утешат последующие.
Я написал большое письмо Михалкову — уже не только как собрат по перу, но и как член юбилейной комиссии — ее председателю
[678]. Обнаружив себя в числе членов этой самой комиссии, я, признаться, никакой радости не испытал. Теперь обнаружилось, что можно попробовать извлечь из этого членства какую-то пользу. Капля камень долбит: авось._____________________
Получил третьего дня письмо от Д. С. Самойлова. Он, кажется, вышел из состояния депрессии. Пишет стихи. Но пить бросать не собирается. Говорит — ему это помереть. Всем нам, пьющим, до поры до времени так кажется.
20/II 82.
Дорогой Алексей Иванович.
Жаль мне Вас, что Вам пришлось написать письмо С. В-чу
[679], который и без Вашего письма обязан был бы все знать. Но никто из членов Юбилейного Комитета не удосужился— Писательская организация ведет себя позорно, и я играть там не буду.
(Он ведь очень был дружен с Б. Л.)
А самое замечательное — это недавно полученная мною копия письма Маковскому, посланного одним рабочим — бывшим переделкинским, теперь загорским — в защиту музеев К. И. и Б. Л. и с приложением 5 рублей на народную стройку — для реставрации обоих домов. (Он не знает, что дача Б. Л. уже роскошно отремонтирована увы! не реставрационно — Литфондом.) Письмо очень достопримечательное.
За нас сильно вступается «Общество охраны памятников старины». Они уже много лет судятся за наш дом с Литфондом.
Все это может остановить, а может и не остановить выселение. Во всяком случае, повестки из суда еще нет. Это значит, что суд может еще и попросту, без разбирательства дела, отвергнуть иск Литфонда.