Люша не отдыхает второй год. И вот сейчас, параллельно «стройке», у нее на руках корректура книги К. И. о Репине, к которой надо подбирать иллюстрации, которую надо оберегать от разбоя редакторов и т. д.
Ну вот, сквозь это все у меня еще хватает силенок для работы — а на письма не хватило.
_____________________
Вы писали, что получили письмо от Д. С. <Самойлова>, и оно его показывает очень умным человеком. Ну конечно. Он, несмотря на свое легкомыслие и несимпатичное пьянство, человек большого ума и обширного образования. Русскую литературу знает во всех закоулках, в особенности поэзию — недаром написал «Историю русской рифмы» (XIX и XX век). Хорошо знает и немцев. Кажется, знает французский язык. Умен как бес… (Между прочим, есть у меня такое наблюдение: тенора могут быть очень глупыми, поэты — никогда. Все поэты, которых я знала, сверхумны. Такая уж профессия. Поэзия, по словам Пушкина, глуповата, но поэт — никогда).
Насчет Е. Л. и его абзаца о К. И., Б. С. и С. Я.
[689]Милый друг, я нисколько не нахожу этот абзац для К. И. оскорбительным. Он просто_____________________
Получила внезапно международную телеграмму. Откуда бы? Из Лозанны. Ну, думаю, мистификация какая-то: у меня никаких знакомых в Лозанне нет. Оказывается: там состоялся Международный симпозиум по Цветаевой и были прочитаны мои воспоминания о единственной моей встрече с нею. Телеграмма благодарственная
[690]. Я возгордилась. Но неизвестно рядом с кем, с чем, так что гордиться рано. Жду дополнительных известий.Итак, не сердитесь и пишите.
PS. Достали ли Вы книгу Л. Гинзбург: «О старом и новом»? И видели ли в № 4 «Дружбы народов» повесть Можаева?
[691]19.VIII.82.
Дорогая Лидочка!
Порадовался вместе с Вами телеграмме, о которой Вы пишете.
Завидую лозаннцам. Боюсь, что вторично мне в этот город не попасть. Может быть, есть другой способ познакомиться с Вашей «Цветаевой»?
Ни Гинзбург, ни Можаева я не читал.
Читать предпочитаю старое, т. е. перечитываю. Сейчас — протопопа Аввакума. Мориака.
Впрочем, с большим удовольствием перечитал и Белова — «Привычное дело». Остальное у него жидковато и вяловато.
5/IX 82.
Дорогой Алексей Иванович.
Вы пишете, что Вам не столько хочется читать новое, сколько перечитывать. Мне тоже. Мечтаю о Толстом, о Чехове. Но вряд ли доживу до этого счастья. Я систематически не успеваю делать свои ежедневные уроки. Если же иногда выпадает счастливый день и я зарабатываю себе право читать — то читать приходится то, что нужно для моих двух параллельно ведущихся работ, или то, что мне дарят, требуя отзыва, совсем чужие люди. Толстой и Чехов давно отступили в область мечты, как и многое другое.
Я очень хотела бы, чтобы Вы познакомились с моей Мариной
[692]. Она сейчас гостит в Ленинграде, у моего друга. Но наладить Ваше свидание не берусь.«Народная стройка», то есть добровольческий ремонт дачи К. И., продолжается. Молодые люди каждую субботу и воскресенье, сменяя друг друга и один лучше другого, приезжают в Переделкино и проводят свои свободные дни
Я уже годика этак 3 вожусь с Митиной книгой, из которой ничего не выходит.
У нас в саду свои яблоки! Запах в комнате, когда их собирают и вносят, несказанный. Мы их раздаем. Пишите.
8/X 82.
Дорогой Алексей Иванович.
Конечно, худо, что Александра Иосифовна не позвонила Вам перед отъездом в Москву. Хотя я и не могу сказать, что наше свидание с ней состоялось — ибо я почти не способна была к собеседованию, — но все-таки она виделась с Люшей, со мной — хоть и в болезни — и могла бы поделиться с Вами своими впечатлениями.
А поссориться я действительно не хочу. Но не зарекаюсь.
Однако главное, чего я желала бы от Шуры добиться, — это ее воспоминаний о Т. Г. и об С. Я. Ведь у нее десятки их писем. Кроме того, она не потеряла память на хронологию, имена и пр. — как катастрофически теряю я. Но я уже устала разговаривать с ней на эту тему, побуждать ее и подталкивать. Да ведь каждый человек и сам знает свой долг.