Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Письмо — сплошной стон, сплошная жалоба — на судьбу, на врагов и недоброжелателей и — на друзей тоже. Никто никогда не спросит, как он живет, над чем работает!

На следующих двух листах подробно рассказано, как вечером на ул. Горького его ограбили три глухонемых парня. И как он безуспешно через милицию разыскивал их.

Потом вдруг сообщает:

«Моя жизнь усложнилась еще больше, в конце апреля у меня произошло несчастье, о сути которого я не стану говорить ни сейчас, ни когда-либо потом».

А двумя страницами ниже пишет:

«На фоне беды меня почти не тронуло — другое происшествие».

Что с ним случилось? Какая беда? Можно ли помочь? Как? Чем? Мы с Элико встревожены очень.

_____________________

Узнать, что мои воспоминания о Маршаке и Шварце понравились Д. С. Самойлову, мне было приятно. Не знаю, какой он человек (Вы пишете — сухой), но поэт он большой. Недавно мы с Элико полтора часа слушали его по телевидению.

419. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

28/VI 77.

Дорогой Алексей Иванович. Отвечаю сразу на два Ваши письма.

О Володе… Я рада все-таки, что он написал Вам. Самым ужасным мне казалось, если бы Вы потеряли друг друга. Но, конечно, и без этого — тревога за него большая. На мое письмецо с просьбой откликнуться («Где Вы? Что Вы? Позвоните!») он ответил записочкой, что очень занят, но скоро позвонит. Однажды позвонил Люше (меня не было); разговор был мирный, но тоже «занят», «не знаю, когда появлюсь» и пр. Кажется, в трехкомнатной прекрасной тихой и чистой квартире, которую оставили ему друзья, он все-таки не живет… Слышала про одну новенькую однокомнатную, от которой он тоже отказался. Значит, он в своей берлоге, среди злобы и неустройства — что же делать? Я опять звала его на дачу, где у нас простор и дивное благоухание — опять тщетно — т. е. на это место моей записки он не ответил. А история со статьей — стала ли ясней? Я думаю, в его попытке общения с издательствами и кроется основа разрушения нервов и пр. При этом я не думаю, что конкретно всегда не правы они, а он прав. Но ведь дело не в правоте или неправоте, а в хрупкости, при которой человек уже не выдерживает ни подлинной, ни мнимой неудачи. Я очень его люблю и очень в него верю и многим ему обязана. И не знаю, чем помочь: ведь он мне про всю историю с предисловием не рассказал, так что я и вмешаться не имею права.

PS. Рада, что [письмо повреждено. — Е.Ч.] Самойлова. И сам [он] замечательно умен и замечательно образован. Много понимает и знает, один из лучших знатоков русской поэзии… Читали ли Вы Распутина? (прозу). Здесь много о нем говорят — и мне интересно Ваше мнение («Живи и помни», «Прощание с Матерой»).

420. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

24.7.77.

Дорогая Лидочка!

Володя меня потихоньку добивает. Он прислал мне копию своего письма редактору Шнитниковой. Письмо едва ли не больше самой статьи. И написано оно с большим блеском, чем эта злополучная статья. Но сколько в этом письме гонора, высокомерия, петушиной заносчивости. Письма Шнитниковой я не видел, но по Володиным ответам вижу, что ни одно ее замечание нельзя назвать глупым, несправедливым или буквоедским.

Выступить арбитром в этом деле я не могу: ведь статья обо мне. Елико, возможно смягчая выражения, написал обо всем этом В. И., теперь жду и боюсь новой бури. Только этого испытания не хватало мне на старости лет.

Распутина я читал (и читали мы с Элико вслух) совсем сравнительно недавно.

Пожалуй, это лучший из ныне живущих русских писателей. Во всяком случае, среди так называемых деревенщиков он — лучший.

А то, что Вы написали о Д. Самойлове, я прочесть, к сожалению, не мог, так как начинали Вы писать этот постскриптум на бумаге, а заканчивали строку где-то за ее пределами — на столе, на книге, на другом каком-нибудь листе.

Был ли у Вас наконец Владимир Иосифович?

421. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

6/VIII 77.

Дорогой Алексей Иванович.

Я получила неслыханный дар: открытки К. И. к сестре и матери в Одессу из Лондона — 1901, 1903 годов и одну его открытку 1910 года, написанную им сестре, когда он возвращался с похорон Льва Толстого, из Ясной. Держу ее в руках и не верю глазам своим.

Объявился Володя. Был у меня в прошлое воскресенье. Он немного бодрее и спокойнее, но постарел, погрузнел — плечи, брюшко. Мы с ним сосчитали, что не виделись 4 месяца… О Вас он молчит — и я не заговариваю. Он подарил мне прелестную книжку — «Дети рисуют, дети пишут стихи»[553] (как-то так называется) — прислал он ее Вам?

Не может ли кто-нибудь из Ваших знакомых, живущих в Комарове, пройти на кладбище и поглядеть надпись на могиле Сильвы Соломоновны Гитович? Мне нужны даты ее рождения и смерти[554]. И еще: не скажет ли Элико, какое грузинское имя соответствует русскому Арсений?