Читаем Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987) полностью

Спасибо Вам за Вашего Анти Белого Волка. Я очень ценю не только самую эту Вашу вещь, но и то душевное движение, каким вызвано ее написание. Вещь полемическая и в то же время гармоничная, без задора и запальчивости. Возражение у меня одно и вопрос один. Возражение: журнал, где напечатан «Белый Волк», не эмигрантский. Он создается здесь, а не там. Позвольте мне вычеркнуть это слово. Вопрос же такой: что Вы хотите с Анти Волком делать? В архив — нам? У меня мелькнула мысль: не огласить ли его 28 октября, когда у нас соберутся человек 40–50? Прочесть? Положить на выставку других бумаг? Без Вашего разрешения я не стану делать ничего, положу в шкаф… Или переписать и дать экз. составителям? (Вряд ли.) Напишите, пожалуйста, про это.

И. И.[637] считал, что К. И. к старости «получшел»[638]. Возражений не имею, но соображения копошатся. 1) Все в основном хорошие люди к старости «лучшеют» 2) Игн. Игн. почти не знал К. И. Очень издали, очень поверхностно, очень «только знакомый» 3) Игн. Игн-ч смолоду дружил с Виктором Шкловским, который, особенно поначалу, терпеть не мог К. И-ча — и лично, и литературно. И. И. получил К. И. как бы из его рук. Ну, а потом увидел, что дорогой Витя не совсем прав.

_____________________

О гибели Раи Васильевой во всех подробностях я (и Шура) знали уже давно от некоего ее солагерника, вернувшегося в 54 или 56 г. Он у меня был. Да, операция «Кирпичный завод».

PS. За это время у меня было много литературных бед. Сначала в Париже, в типографии, потеряли (!!) II том моих «Записок об А. А.», и мы делали экземпляр заново (три месяца труда моего, Люши и Фины и триста пудов волнений). Потом внезапно, без спроса и вопреки моей воле, в Париже по-французски вышел этот том — искореженный, искаженный и перепутанный[639]. (17 лет моего труда.) Когда я взялась писать письмо протеста в газету «Русская Мысль» — по радио услышала сообщение, что я получила за это французское издание премию Пен Клуба — премию Свободы…[640] Как же протестовать? Оскорблять жюри и 22 авторов, пославших 22 восторженных отзыва? Теперь живу с этой раной в груди и жду, когда выйдет правильный русский текст. А когда — Бог весть и на радость ли? Подождем.

20/IX.

PPS. Вот уж никак не думала, что наши письма пролежат чуть не месяц! Но 3 оказии сорвались — надеюсь, не сорвется эта.

477. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

№ 1. 12.X.80.

Дорогая Лидочка!

Сегодня, в мое отсутствие, дважды звонил Л. П.[641] У меня мелькнула мысль — может быть, он едет в Москву? И, торопясь, пишу это письмо.

_____________________

Об «Антиволке». Хотя заметка эта написана из рук вон плохо, если и у Вас нет замечаний стилистического характера, я не возражаю против ее публикации. Для чего же и писал. Слово эмигрантский прошу заменить на парижский. Так мне в свое время сообщила Р. Орлова. То, что журнал создается и редактируется в Москве, меня, по правде сказать, крайне удивляет, и подчеркивать это обстоятельство я не считаю себя вправе.

Как мне следует ответить, если меня спросят, кому я передал заметку о «белом волке»?


№ 2. 4.XI.80.

Дорогая Лидочка!

Мое письмо тоже пролежало без малого месяц в ожидании оказии. После того, как письмо было написано, мы с Вами успели поговорить по телефону. Счастлив был услышать Ваш громкий, сильный и бодрый голос.

Сейчас пишу торопясь. Жду появления Л. П.

Посылаю Вам и Люше свою многострадальную книгу, вышедшую наконец в «Советском Писателе»[642]. Рожки да ножки. Иллюстрация к нашему давнему спору, в котором Вы занимаете позицию: «или все, или ничего». Признаюсь, когда я листал эту искалеченную книгу, не один раз мелькала у меня мысль:

— А может быть, Лида права?

А потом я натыкаюсь на места отвоеванные (в жестоких боях отвоеванные), страницы или абзацы, или хотя бы строчки (даже одно слово: «там») и думаю:

— Нет, хорошо, что хоть это вышло. Sapienti sat[643].

Но авторские мои страдания от этого не уменьшаются. Особенно когда листаю блокадные страницы. Буквально рожки да ножки.

478. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

9/XI 80.

Дорогой Алексей Иванович. Книгу Вашу получили. Спасибо Вам и поздравляю Вас и Ваших читателей. Много нового и много старого — и то и другое радость. Сейчас ее взяла читать Люша, а потом кинусь я — и начну с Дневников. Предвкушаю. Уверена, что и все перечту.

Мне лучше. Надеюсь, 11/XI врач отпустит меня впервые в Переделкино, и начнется мой обычный кочевой образ жизни. Мне это очень важно, потому что только там, в пустоте, я могу писать. Там сейчас кончают крыть крышу. Нет, не Литфонд и не Союз, а мы сами на собственные деньги наняли кровельщиков и купили железо. Содрав старую, они очень удивились, как под такой крышей можно было жить. Я тоже, глядя назад, удивляюсь. Если к отсутствующей крыше прибавить присутствующих крыс, отсутствующий фундамент, зиму, и испорченное отопление — то действительно следует удивляться стойкости Клариного и моего организма.

На этом пока кончаю. Большое письмо впереди.

Перейти на страницу:

Все книги серии Переписка

Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде. Для печати отобраны страницы, представляющие интерес для истории отечественной литературы.Письма изобилуют литературными событиями, содержат портреты многих современников — М. Зощенко, Е. Шварца, С. Маршака и отзываются на литературные дискуссии тех лет, одним словом, воссоздают картину литературных событий эпохи.

Алексей Пантелеев , Леонид Пантелеев , Лидия Корнеевна Чуковская

Биографии и Мемуары / Эпистолярная проза / Документальное
Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)
Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Николай Павлович Анциферов (1889–1958) — выдающийся историк и литературовед, автор классических работ по истории Петербурга. До выхода этого издания эпистолярное наследие Анциферова не публиковалось. Между тем разнообразие его адресатов и широкий круг знакомых, от Владимира Вернадского до Бориса Эйхенбаума и Марины Юдиной, делают переписку ученого ценным источником знаний о русской культуре XX века. Особый пласт в ней составляет собрание писем, посланных родным и друзьям из ГУЛАГа (1929–1933, 1938–1939), — уникальный человеческий документ эпохи тотальной дегуманизации общества. Собранные по адресатам эпистолярные комплексы превращаются в особые стилевые и образно-сюжетные единства, а вместе они — литературный памятник, отражающий реалии времени, историю судьбы свидетеля трагических событий ХХ века.

Дарья Сергеевна Московская , Николай Павлович Анциферов

Эпистолярная проза

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза