Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Это не от скромности, а, пожалуй, наоборот — хвалиться-то ведь мне особенно нечем. Надо объяснить, почему я так мало в сущности сделал за 30 лет своего пребывания в литературе. Ответ на этот, больной для меня, вопрос откладываешь, а со стороны это выглядит, вероятно, кокетством и ломаньем. Вот и чувствуешь себя неловко.

На прошлой неделе я получил письмо из Москвы, из Прокуратуры РСФСР. Президиум Верховного Суда полностью реабилитировал (за «отсутствием в его действиях состава преступления») Гришу Белых. А дня два спустя пришло письмо из спецчасти Леноблсуда (т. е. из той инстанции, которая загубила Белых): просят меня сообщить «местожительство т. Белых».

Я ответил!

Сегодня в «Ленинградской правде» напечатаны — на трех полосах — тезисы «о 250-летии Ленинграда». В этом документе к сонму великих, прославивших наш город, причислены (кроме Пушкина, Лермонтова, Гоголя) также Н. Тихонов, В. Саянов, В. Кочетов, В. Соловьев-Седой, В. Серов.

Зато ни Маршака, ни Чуковского, ни Шостаковича, ни даже Алексея Толстого или Константина Федина там нет.

Недаром, значит, мы четыре года откладывали празднование юбилея!

79. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

2 мая 57.

Дорогой Алексей Иванович.

Вы расспрашиваете о моей жизни. Сейчас она трудновата. Я опаздываю со статьей о забытых книгах. Написала вчерне 10 глав: «Республика», «Белогвардеец» и пр. Белыха, три повести Будогоской, «Чин» Рахтанова, Шорин, детский Зощенко, Хармс, Введенский, Владимиров, Тэкки, Безбородов, Бронштейн. Получается не 2 листа, как заказано, а пять, и все сроки уже пропущены, и конца не видно. А если она не выйдет к 40-летию — не выйдет вообще… Пишу, пишу, пишу. Непременно пришлю Вам и Шуре, когда кончу. Пока что меня не покидает чувство неудачи — тускло, длинно, какая-то бесформенная цепь рецензий. Основной мысли нет, а если есть — ее нельзя выводить наружу…

_____________________

Весть о Белыхе и радостна и горька, как все такие вести. Поздравляю Вас. Теперь в Союз — и добиться бы переиздания!

Митиной реабилитации жду на днях. Тогда попробую переиздать книги.

Послала Вам недавно однотомник Житкова[156]. Получили? Книга издана без любви — нет рисунков, шрифт густой — но и то счастье. Если бы «Вавича»…[157] Пробую интриговать, но пока безуспешно.

80. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Ленинград. 19 мая 1957.

Дорогая Лидия Корнеевна!

Давно не писал Вам.

Написал я недавно большое письмо Корнею Ивановичу, отправил его и тут же пожалел, что сделал это. Во-первых, о судьбе своего поколения в письме не расскажешь, о многом другом — тоже. Так к чему же этот задавленный «крик души»? Ненавижу всяческую истерию, а свою собственную — особенно.

Спасибо Вам за обещание прислать статью «Как автомобиль учился ходить». Жду с нетерпением. Я понимаю, как трудно писать эту статью, и боюсь, что мешает Вам еще, кроме всего, — судьбы этих «забытых» авторов. Т. е. закон, по которому о покойниках не говорят плохо. Впрочем, может быть, и не мешает?

В частности, мне очень интересно, что Вы написали о Зощенке. Вы знаете, как я отношусь к Михаилу Михайловичу, но к «детским» рассказам его отношение у меня очень осторожное. Даже лучшие рассказы его всегда требовали редактуры, поправок и подсказок. В свое время, когда Михаил Михайлович еще не был так жестоко и несправедливо обижен, я собирался даже писать статью о «детском Зощенко». В 1946 г., работая в «Дружных ребятах», — после бессонной ночи и долгих размышлений, я вернул Михаилу Михайловичу его «Обезьянку» и еще один рассказ — не потому, конечно, что они мне показались сомнительными политически, а потому просто, что рассказы были — слабые и пустые.

На днях я оказался в положении еще более трудном. Редакция «Костра» дала мне на рецензию «фестивальный», заказной рассказ Зощенки. Это — совершенный сумбур, жалкое и наивное приспособленчество, в котором даже пародийных ноток не сыщешь. Как я должен был поступить? Рассказа не отверг, попробовал подсказать, что нужно сделать, и порекомендовал Григорьеву просить Михаила Михайловича вернуться к старым темам — к «Рассказам о Ленине» (многие из которых по-настоящему хороши) и к «Рассказам о Миньке и Лельке» (которые, наоборот, не всегда хороши — их портили или крайний педагогический нигилизм, или — другая крайность — наивный, почти пародийный, дидактизм).

Недавно я взял у Александры Иосифовны и перечитал «Дом веселых нищих» Белых. Очень хорошая книга. Только под конец автор душой начинает немножко кривить.

Прочел я и другую забытую книгу — «Ташкент город хлебный»[158]. Читал впервые. В молодости не пробовал читать ее, вероятно, из высокомерия: что, мол, может написать о беспризорниках человек, сам не понюхавший пороха? А ведь книга необыкновенная. Одна из лучших в советской литературе.