А. А.
— Анна Андреевна Ахматова.Ал. Иос., Шура
— Александра Иосифовна Любарская.В. В.
— Вера Васильевна Смирнова Ваня — Иван Игнатьевич Халтурин.Г. И.
— Герш Исаакович Егудин.Д. С.
— Давид Самойлович Самойлов.Д. С.
— Дмитрий Сергеевич Лихачев.Е. Л.
— Евгений Львович Шварц.К. И.
— Корней Иванович Чуковский.Л. П.
— Леонид Петрович Романков.Люша
— Елена Цезаревна Чуковская.М. Б.
— Мария Борисовна Чуковская.М. П.
— Матвей Петрович Бронштейн.М. С.
— Мария Сергеевна Петровых.С. Я.
— Самуил Яковлевич Маршак.Т. Г., Т. Гр., Туся
— Тамара Григорьевна Габбе.Ф. А.
— Фрида Абрамовна Вигдорова.Фина
— Жозефина Оскаровна Хавкина.Шура
—Алексей Иванович Пантелеев — Лидия Корнеевна Чуковская
ИЗ ПЕРЕПИСКИ (1929–1987)
1 июня 1929. Ленинград.[5]
Глубокоуважаемый Леня.
В воскресенье в 1 час дня (9/VI) Детская Секция устраивает утро в ЖАКТ’е дома № 50 по Фонтанке. Детская Секция просит Вас выступить. Ну пожалуйста! Там будут дети 12 лет.
Если Вы почему-либо не можете или не хотите — скорее известите меня.
8/IX 29.
Дорогой Леня. Большое Вам спасибо за книжку. Я не ответила сразу, потому что не знала Вашего адреса. Надпись весьма для меня лестная, но иногда не вполне справедливо описывающая события[6]
. Милый Леня, я никогда не скрежетала зубами над Вашей рукописью. Я «Часы» любила, люблю и буду любить. От всего сердца.31/I 30.
Милый Леня. Очень рада была получить Вашу открытку — хотя бы и такую грустную. Как же Вы книжку будете писать, дорогой?
С. Я. много интересного и восторженного рассказывает о Гиганте[7]
.Дни нашей жизни текут уныло и отравно. В Литгазете статья за Флёрину с 20-ью подписями[8]
. В «Октябре» статья Шатилова[9], — он объясняет Маршаку, что стихи для детей должны быть формально хорошими стихами, и при этом цитирует — как дурные! — лучшие стихи Маршака «Усатый-полосатый».«Человеческая глупость, безысходна, величава, бесконечна…»[10]
Одесса. 4-I-35 г.
Дорогая Лидия Корнеевна!
Ваше письмо — невеселое, как и все письма, которые я получаю теперь из Ленинграда.
Тем не менее, оно доставило мне большую радость.
Сознание, что у меня есть друзья не только в Ленинграде, но и в окрестностях его — помогают мне бороться с
А жизнь моя здесь очень неуютная, мрачная. Живу я в гостинице, номер у меня огромный, из двух комнат, — «с фонтаном и садом». В номере холодно.
Я простудился и несколько дней пролежал в постели.
Сегодня меня переводят в другую — не столь комфортабельную, но — теплую комнату.
Вообще, мне до чертиков надоела ресторанно-гостиничная обстановка. Я уже скучаю не только по своим Ленинградским друзьям и близким, но и по таким замечательным вещам, как — самовар, примус или — дверной звонок.
За последние 3 месяца я видел эти предметы только в кинематографе и на картинках.
Эти «мещанские штучки» очень надоедают, когда долго соприкасаешься с ними в быту, и, только очутившись в холодной и неуютной комнате, где на каждом предмете висит инвентарный номер, — начинаешь ценить их, начинаешь понимать прелесть домашнего быта и вообще «частной жизни».
Впрочем, это относится не только к самоварам и звонкам.
Удаляться полезно.
Однако я удалился и слишком далеко, и слишком надолго. У меня уже кончился приступ движения, наступил приступ покоя. Меня уже тянет восвояси. Но, к сожалению, я связал себя обязательствами, которые приподержат меня в
На тех же условиях, что и я, живет и работает здесь — Юр. Олеша и французский писатель Луи Арагон. Этот — последний — единственное светлое пятно на моем одесском горизонте[11]
.Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное