Читаем Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987) полностью

А Корнея Ивановича Вы изобразили чудесно, по-художнически объективно и до чего же верно! Я ведь и раньше знал, что он не обладает ЭТИМ даром, но — задним-то числом мы все ЗНАЕМ, ЧТО ЗНАЛИ — после того, как нам откроет глаза художник.

Напишите мне, пожалуйста, Лидочка!

257. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Комарово, 17.I.1967.

Дорогая Лидочка!

Ваше письмо я получил накануне отъезда и вот только сейчас собрался ответить Вам и поблагодарить Вас за все сказанное в адрес моей книжки и статьи[354].

Я не могу сейчас столь же подробно ответить Вам. Но могу — и хочу — выразить сожаление, что в свое время Вы не прочли моего «Маршака» в рукописи[355]. Читала в рукописи Александра Иосифовна, но — скажу Вам, Лидочка, откровенно и между нами — ее критика на меня, человека не очень-то уверенного в своих силах, действует почти убийственно. Очень как-то озлобленно-предубежденно относится она буквально ко всему, что выходит последнее время из-под моего пера. «Нашу Машу» она разнесла в пух и прах, назвала «постыдной» книгой; ни одного доброго слова не нашла для «Шварца»; с гневом и даже гадливостью, как о каком-то пасквиле, говорила о «Маршаке»…

Лидочка, что-то мне не хочется оправдываться — даже перед Вами — и доказывать, что Маршак был и в самом деле скуповат и что он (как верно заметил Володя Глоцер) сложно сочетал в себе «умение бороться с умением потрафлять».

Некоторых фактов я даже в частном письме не хочу приводить. Дело, мне кажется, не в том, было или не было. Было. Вопрос о другом: надо ли было говорить? Я очень колебался. А потом понял, что надо было говорить обо всем и смягчать не следовало.

На эту мою статью откликнулось очень много людей. И много таких, кто при жизни Маршака не любил, кто знал только (действительные и мнимые) недостатки его и не видел, не знал его духовности. Такие люди звонили и говорили мне, что Маршак впервые открылся им в моих воспоминаниях. В. Н. Орлов сказал, что «горько пожалел»: имел, мол, в свое время возможность ближе узнать Маршака и не воспользовался этой возможностью. Почти то же говорили Слонимский, Рахманов и другие.

Александра Иосифовна сказала, будто я «даю пищу недоброжелателям»… Я этого не понимаю. Думать о недоброжелателях Маршака, работая над статьей о нем, я не мог. Ведь я любил и люблю его, и уже по одному этому считал долгом говорить только правду.

Ваня пишет, что я сказал о С. Я. уважительно и с любовью, но при этом «не в культовом ключе». Вы сами говорите (и великолепно говорите), что, если бы писали о Маршаке, сказали бы, что — «в нем рядом с духовностью, рядом с великой энергией добра и творчества, жило и нечто мелкое, неискреннее, боящееся и инфантильное в дурном смысле».

Я так прямо и так резко не сказал.

На днях я пошлю Вам свою книгу, где воспоминания напечатаны полностью, но — с цензурными и прочими купюрами. Не спешите, пожалуйста, читать, не делайте этого во вред здоровью.

_____________________

За доброе слово о «Нашей Маше» спасибо. За критику и замечания тоже. Хотя кое-что (например, оборванная на полуслове история мальчика Толи) — на совести издателей. Меня лимитировал договор, количество листов, в которые я должен был уложиться. И еще — редакторша, которая пугалась всего, чего только можно испугаться: и критики школы, и «излишней гуманности», и «филантропических ноток», и «повторов», и пр., и пр. Да, и на этой, казалось бы, аполитичной домашней книжке — следы крови и редакторских когтей.

PS. Не сообщите ли Вы мне (и по возможности не очень откладывая), когда написаны, где, когда и сколько раз печатались «Джек» и другие сказки Корнея Ивановича?

Я в Комарове до 26-го. Завтра еду в город — хоронить Юрия Павловича Германа.

258. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

25/I 67.

Дорогой Алексей Иванович.

Я очень долго не была уверена, что Вы получили мое большое письмо о Маршаке и «Нашей Маше», и потому не писала.

Ответили Вы, милый друг, главным образом не мне, а Александре Иосифовне. О ней ниже. Я же хочу повторить, что и «Наша Маша» и «Маршак» — такие непохожие вещи! — мне обе горячо нравятся, хотя по обеим у меня есть, как говорят в редакциях, «замечания». Я их изложила Вам; надеюсь, они Вас не огорчили.

Слышу кругом восторженные отзывы об обеих работах. Иногда (редко) говорю по телефону с К. И.; он очень хвалил «Машу». Не знаю, написал ли он Вам — собирался. «Совсем новый Пантелеев», — сказал он мне. Сильно понравилась книга и Владимиру Иосифовичу[356]; он Вам писал, но не уверен, получили ли — он перепутал № дома с № квартиры (но я в этом не виновата).

Теперь об Александре Иосифовне.

Перейти на страницу:

Все книги серии Переписка

Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде. Для печати отобраны страницы, представляющие интерес для истории отечественной литературы.Письма изобилуют литературными событиями, содержат портреты многих современников — М. Зощенко, Е. Шварца, С. Маршака и отзываются на литературные дискуссии тех лет, одним словом, воссоздают картину литературных событий эпохи.

Алексей Пантелеев , Леонид Пантелеев , Лидия Корнеевна Чуковская

Биографии и Мемуары / Эпистолярная проза / Документальное
Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)
Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Николай Павлович Анциферов (1889–1958) — выдающийся историк и литературовед, автор классических работ по истории Петербурга. До выхода этого издания эпистолярное наследие Анциферова не публиковалось. Между тем разнообразие его адресатов и широкий круг знакомых, от Владимира Вернадского до Бориса Эйхенбаума и Марины Юдиной, делают переписку ученого ценным источником знаний о русской культуре XX века. Особый пласт в ней составляет собрание писем, посланных родным и друзьям из ГУЛАГа (1929–1933, 1938–1939), — уникальный человеческий документ эпохи тотальной дегуманизации общества. Собранные по адресатам эпистолярные комплексы превращаются в особые стилевые и образно-сюжетные единства, а вместе они — литературный памятник, отражающий реалии времени, историю судьбы свидетеля трагических событий ХХ века.

Дарья Сергеевна Московская , Николай Павлович Анциферов

Эпистолярная проза

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза