Есть несколько изначальных данностей в жизни каждого человека, которые при приближении к ним, при попытке их понять и принять, становятся серьезными, и практически неразрешимыми проблемами. Одна из таких данностей — свобода личного выбора, понимание того факта, что мы способны сделать свою жизнь абсолютно любой, по своему усмотрению. Мы можем жить в любой стране, в мегаполисе или в маленьком горном поселке, мы можем посвятить время тому, чтобы стать рок-звездой, богатым человеком, художником, учителем или пасти овец, любуясь вершинами горной гряды под лучами восходящего солнца. Все, что мыслится нами, как "обстоятельства" — привязанность к близким, долг, безденежье, недостаток образования, внешность, черты характера — все это устранимо.
Трагедия заключается и в том, чтобы понять, что, действительно, "все в наших руках", и ответить себе на простой вопрос: чего я по-настоящему хочу? И размытых ответов недостаточно для того, чтобы реально изменить свою жизнь, стать ее автором от и до, взять на себя ответственность за мысли, чувства, желания и действия. Мы все хотим быть здоровыми, красивыми, преуспевающими и реализовавшими свои таланты и способности. Мы все хотим, чтоб нас любили, принимали такими, какие мы есть, ценили за наши поступки, одобряли, поддерживали, уважали.
Но этих желаний недостаточно, чтобы сделать конкретный шаг. Поэтому я спрашиваю у себя: "О чем ты мечтаешь?" О чем я мечтаю по-настоящему? Каким образом я хочу жить, чтобы быть счастливой?
На пути к решению этих вопросов стоят еще несколько данностей. Смерть. Моя и всех, кто мне близок. Одиночество перед лицом как смерти, так и жизни. Экзистенциальное одиночество, пропасть между "Я" и "Другими". Чем более развит человек, тем больше он осознает свое тотальное одиночество. Любовь, влюбленность даже, рассеивают тревогу, страх, возникающий у каждого из нас, когда мы понимаем свою индивидуальность и одиночество на пути к пониманию себя. Поэтому отношения, какими бы они не были, это некая потеря осознания себя, как отдельной единицы. Эта потеря себя спасительна на короткий или долгий срок, но суть проблемы одиночества в том, что она неразрешима.
Есть другие формы слияния с чем-то, например, религиозность, мистицизм, эзотерика, принадлежность к ряду восточных учений. Результатом обретения какой-либо веры во что-то большее, чем я, в принадлежность к этому большему, в Его отношение к моей жизни — является опять же иллюзия безопасности, неодиночества. Веря во что-то большее, чем собственная личность или мышление, или душа, мы приближаемся к состоянию ребенка, защищенного родителями, и неважно, каковы черты этого родителя: он может быть любящим и прощающим, суровым и наказывающим, абстрактным и равнодушным. Суть веры не в том, чтобы представлять себе более или менее конкретный образ того, что Наверху, а в том, чтобы верить в его отношение к нашей — такой маленькой, но предельно значимой жизни. Для верующего мысль о том, что Бог любит его, что Богу есть дело до его поступков и чувств, является прямой дорогой в люльку, где он, практически лишенный ответственности и страха, качается несколько десятков лет.
Но самой странной для понимания данностью является отсутствие четкого смысла всего происходящего. Если смерть неизбежна, если мы одиноки как в своем выборе, так и в иллюзии отсутствия такового, то тогда зачем? Зачем нам эта свобода? Какой путь будет правильным, а какой нет? Что важнее: любовь или социальная реализация? Какой смысл в моральных правилах и нормах поведения? Какой вообще смысл в нашем существовании? Невозможность получить ответ на этот вопрос — и есть данность, с которой каждый справляется или не справляется по-своему.
Все размытые рассуждения на тему смысла и счастья, сводящиеся либо к абстрактному: "каждому свое", либо к еще более абстрактному: в "чем-либо, подставить любое из вечных понятий, ненужное зачеркнуть", ничего не объясняют, а только уводят, показывая самой этой попыткой определить и счастье и смысл, насколько мы далеки и от того и от другого.
Поэтому, я не буду пытаться ни размышлять об этих данностях, навсегда обреченных остаться вопросами, ни навязывать хоть какое-либо представление о формах принятия этих нескольких неизбежностей нашего сознания. Наша жизнь обречена на скорый конец, о котором мы стремимся не думать, на этом пути мы свободны делать все, что захотим, но мы боимся этой свободы и не знаем, чего хотеть, полученный нами жизненный опыт разделяет нас и мешает слиться с чем-то, будь то другой человек или Высшая Сила, мы теряем любовь и привязанности так же непрогнозируемо, как находим их. И во всем этом мы не видим смысла, который бы нас удовлетворял безусловно.