— Ребенка? — вздрагиваю и поднимаю на тестя влажные, сейчас, наверное, жутко уставшие глаза. — Она беременна?
— Понимаю, что не мои слова, да и обстановка не располагает, — он ярко улыбается, совсем как она. Вернее, у нее улыбка, как у Алексея. — Горовой, забери свою жену и обживайте вместе с этой рыбкой чрезвычайно комфортабельный дом. Она меня задрала, Ярослав! Ей-богу! С ней тяжело. Как ты с ней жил два года…
— Я ее люблю, — не задумываясь, отвечаю.
Эпилог
Горовые…
Куратор смотрит на меня каким-то странным взглядом: то ли сочувствует, то ли не доверяет, то ли ей все равно на то, что я битых полчаса тут говорю, приглядывая за чуднОй гуляющей по детскому дворику перед приютом парой. Она хмыкает и подкатывает каждый раз глаза, когда я прошу ее пойти на встречу, наплевав на установленные государством правила, и выделить нам целых два дня на более близкое знакомство с ее мелкой подопечной. Хочу забрать ребенка под свою ответственность, оставив в залог расписку или паспорт. На все мои не слишком-то талантливые увещевания она грубо кривляется и чересчур открыто транслирует пренебрежение:
— Это ребенок! Это человек! К тому же, оставшийся без попечения родителей. У нее тяжелая судьба, а Вы…
— Я все знаю. Но…
— Так нельзя! Мой ответ — «нет»! — отрезает. — Мы не торгуем детками, а Вы что-то путаете. Это детский дом, а не рынок или магазин эксклюзивных живых товаров, в котором можно выбрать вещь по душе и протестировать ее, например, в течение двух дней, чтобы элитарно скрасить свой досуг. Общайтесь здесь, если Вам это интересно.
— Я ведь ничего не покупаю, — потирая поцарапанную вчера в результате столкновения бровь, спокойно отвечаю. — Послушайте, нам нужно время и соответствующая обстановка. У Вас имеются все сведения о нас, предоставлены по установленной форме характеристики от соседей, близких знакомых, родителей и даже с мест работы. Мы не проходимцы и не торгаши живым товаром, а обыкновенные люди, молодая пара, у которой есть небольшие проблемы в жизни. В прошлую встречу девочка охотно пошла со мной на контакт, она изучала меня, как возможного отца, — замираю на одно мгновение, вспоминая, как ребенок внимательно рассматривал меня, как трогал искусственную руку, абсолютно не стесняясь и не демонстрируя испуг, как задавал корявые вопросы, как, заикаясь и картавя, рассказывал истории из своей короткой, но уже насыщенной на приключения, подлости и предательства жизни, а затем глубоко вдохнув и шумно выдохнув, продолжаю. — Мы поладим с ней! Я уверен на все сто. И потом, небольшая смена обстановки поможет девочке раскрыться и потихоньку привыкнуть к нам. Она однозначно наша, здесь без сомнений…
— Вы так уверенно об этом заявляете, что очевидно забываете про одну немаловажную вещь.
Вскидываю голову, показывая классной даме, что готов и слушать, и внимать.
— Ваша жена согласна с, как мне кажется, исключительно Вашим персональным выбором-решением? Как Ваша женщина отреагирует на то, что сегодня трехлетняя кроха будет ночевать у вас? Что скажет, когда ей придется готовить завтрак, обед и ужин на еще одного маленького и очень привередливого едока. Малышка в силу своего пока еще младенческого возраста весьма избирательна в еде. Ее не накормишь чипсами, сухариками, снеками, сырными палочками, оливками и не намажешь бутерброд зеленой мякотью авокадо, вливая в маленькие уши подкасты о полезности такой еды. Ей нужно…
— Жена согласна, — бросаю быстрый взгляд в окно на озаренную осенним все еще ярким солнцем детскую площадку.
— Яросла-а-а-а-в… — куратор слабо стонет, — поймите же…
— Она согласна, — вернувшись к ней и грозно насупившись, под нос себе бухчу.
— Девочка здорова физически, но чересчур эмоциональна, как и все малыши в ее возрасте. Она только-только познает мир, который был к ней жутко несправедлив. Малышка не выдержит еще один отказ, грубое и несправедливое — бесспорно, отношение. Поймите, пожалуйста…
— Я понимаю, — опускаю голову и как будто еще тише говорю. — Нам просто нужно время, которое летит неумолимо. Здесь дорога каждая секунда. Она растет и забывает, а я этого не хочу…
— Вы! Вы! Вы! Только Вы! Все Ваши личные визиты зафиксированы, и Вы большой молодец — спасибо! Средства, перечисленные на наш счет каким-то тайным благотворителем, мы тоже получили, но…
Она сейчас трагически ошиблась! Я ничего сюда не перечислял — не было никогда такого! И все же:
— Я Вас умоляю. У Даши, моей жены, сейчас очень непростой период, но она работает над этим. Пусть последние теплые деньки в этом году запомнятся всем, и ей, и крошке, да и мне, как нечто волшебное, в шуршащей подарочной обертке. Это важно для трехлетнего ребенка?
— Без сомнений!
— Я хотел бы это дать…
— Вы ругаетесь с женой? Возникли непреодолимые разногласия? Что за непростой период, Ярослав?
Нет, конечно, мы не ругаемся! Похоже, все еще гораздо хуже. Мне надо промолчать и сделать вид, что зло оговорился выше. Ведь этой «милой даме» лучше об этом ничего не знать — не нужно ей знать о том, что сегодня натворила Горовая Даша: