La Cumparsita… В ритме танго

Похоже, рыбка осознала, с чего я это взял и к чему теперь веду. Ей надо бы поторопиться с нужным выводом и не будоражить слишком «нервного для ночного времени» мужчину. Если бы не ворочающаяся между нами спящая малышка, да наеденный и успокоившийся рядом с Дарьей сынок, я бы показал «инкогнито», как следует выказывать почтение и ублажать, чего греха таить, сильно изголодавшегося по страсти ее упрямством взбудораженного и возбужденного от опасной близости с желанным телом мужчину. Если уж нечаянно выплыла из подсознания, плотская и чересчур развратная мысль по отношению к строптивице, отбрыкивающейся от того, что я уже раскрыл, больше не нуждаясь в подтверждениях, то хочу заметить, что дико прусь и загибаюсь от никак не реализуемого животного желания, которое мы с Дашей пока не рискуем в полной мере демонстрировать в кровати. Сначала профилактически вынужденно береглись и соблюдали сексуальный пост в послеродовой период, а потом… Потом в постели, если честно, мы немного друг от друга отдалились. Горовая моментами постанывает и в открытую причитает, списывая мою типа холодность и отсутствующее возбуждение — о котором она ну ни хрена вообще не знает, — на то, что я, видите ли, присутствовал при рождении Глеба и теперь, мол, смотрю на кумпарситу, как на мать и «половую дырку», через которую просовывается голова и туловище ребенка. Устал ей объяснять, что до чертиков волнуюсь и боюсь ей навредить, и вообще, хотел бы увидеть полноценную справку от ее врача, в которой любезный доктор должен мне, как озабоченному женским здоровьем моей рыбки, описать все, что я могу с ней ночью под одеялом или без такого вытворять. Ее мудрый доктор что-то постоянно пишет, пишет, пишет… Затем осматривает и только головой качает. Поэтому мы выживаем с не в полной мере удовлетворенной женщиной на юношеских ласках и моем минете, но… Все как будто впереди! Мы точно не отчаиваемся. По крайней мере, уже три дня, как кумпарсита мне лукаво подмигивает, выказывая недвусмысленный намек на то, что:

«На море, милый друг, побудем вместе… Там есть старый маяк… Отец купил гостевой дом у Красовых, старых друзей нашей семьи… Сказал, что специально для нас… Попробуем, м? Хочу, хочу… Скучаю, Ярослав!» — я лишь глотнул и стал подсчитывать деньки, часы, и медленно тянущиеся минуты.

А теперь завис с одним вопросом. Соврал ведь, мать твою! По-моему, второй вопрос вдогонку к первому организовался:

«На хрена я вспомнил то, про что своим разумом и так дошел? Дарья, хихикая и измываясь, уплывает в самоволку, а у меня… Откровенный ноль в сухом остатке!».

Сейчас пора, по-видимому, прикладывать небольшую силу и добивать ее корявую защиту имеющимися железными фактами.

— Я платил за тебя. Припоминаешь? Неименная карточка, твоя жалостливая просьба — мой закон и своевременное исполнение. Я даже чеки о переводах тебе приносил, подтверждая электронное передвижение по как будто тайному, — двумя пальцами правой руки изображаю такие себе виртуальные кавычки, — счету. В конце концов, не государственные же деньги я отмывал, переводя их на счет городского приюта. Чем покроешь, Дори?

— Это деньги честные. Перестань! — борется со мной, пытаясь убрать мои фигурные знаки препинания. — Ничего такого… Блин, Горовой! Ты распоясался и стал много себе позволять.

— Так приструни меня, жена.

— Ударить? — прищурив глаз, предлагает странный выход из сложившегося положения.

— Раз на большее не способна, — хмыкаю.

— Отстань… — настойчиво пытается избежать ответа. — Давай спать.

— Ты делаешь прекрасное дело, Горовая. Не понимаю, почему скрываешь…

— Надо ляпать об этом на каждом углу и подворотне, Ярослав? Всем кошкам на ушко пошептать или, как более финансово стабильный вариант, выпросить у государственных мужей за свое дело медаль.

— Я ведь не об этом спрашиваю. Передергиваешь, язвишь, выкручиваешься? Ласки, что ли, хочешь?

— Яр… — крутится ужом на раскаленной сковороде. Корчит рожицы и то и дело подкатывает, словно находится в огромном нетерпении, глаза. — Ты… Господи! Не могу ей-богу. Спать хочу. Отодвинься, товарищ, мне нечем дышать. Ясю задавишь. Не напирай на ребенка, — упирается ладонями мне в грудь и, раскрыв веером пальцы, впивается ногтями в мою кожу и мышцы.

— Я тебя сейчас покусаю, женщина, если ты не прекратишь глупые игры в Монте-Кристо и, — шиплю, взглядом указываю на то, что она со мною вытворяет, — это тоже!

— М? Не нравится? Неприятно, Горовой?

— Это ты, жена!

Я ее теперь не спрашиваю, потому как, видимо, не добиться от нее простой обычной правды.

«Моя таинственная кумпарсита!» — шепчу, посмеиваясь и закрыв глаза.

— Да, — внезапно подтверждает, — это я. И что с того, любезный?

Она оказывала помощь сиротскому дому, не афишируя и не раскрывая себя, хотя в первый, и наверное, единственный — хотя теперь я в этом не уверен, — свой визит туда на персонал того заведения произвела далеко не лучшее впечатление. До сих пор в ушах стоит шепот этих классных теток и строгих дам о том, что у моей жены сильно задран нос и что поделом ей, за определенные нехорошие заслуги: