Как верно он говорил! Элиза вздохнула. Его голос, гул водопада, пение птиц – все это в совокупности успокаивало. Она понимала одно: Кристиан стал каким-то родным, с ним можно и поболтать, и поругаться, и пошутить, можно молчать, и она даже простит ему поцелуй.
Но… Она не могла взять в руки краски, они виноваты в ее беде. Если бы она не рисовала, то не пошла бы в тот дом.
Элиза молчала, потупившись. Она смотрела на зеленую траву, а через некоторое время перевела взгляд на Криса. Цвет его глаз сейчас тоже отливал яркой зеленью. Возможно, когда она вернется домой, то запечатлеет образ на холсте. Но только один раз.
– Я рисовала с пяти лет, – начала рассказывать Элиза невыразительным голосом, – брала уроки у самой лучшей преподавательницы Кентербери – Катерины Брин. Я занималась с ней много лет, но она вышла замуж и переехала к мужу в Лондон.
– Сколько тебе было лет, когда это случилось?
– Тринадцать.
– То есть ты посвятила художеству большую часть жизни и резко бросила? Причина – уход преподавателя? – возмутился Кристиан и даже приподнялся на локтях.
Ему казалось, что Элизабет – сильная личность, выносливая девушка, которая любые преграды перешагнет и пойдет дальше. Но он ошибся. Она слабая и ленивая. Что за глупость!
– Ты могла продолжить заниматься живописью с другим учителем и поступить в колледж. Твоя сестра – совсем другая! Она за картошку ломает ноги!
Крис был возмущен и разозлил Элизу. Он ничего не знает и судит только по первой части рассказа.
– Мы разные, – выпалила она, – но раньше я была такой же, как Кейт. Витала в облаках и верила в сказки. Но однажды рухнула на землю и стала реально смотреть на вещи.
– И во всем виноват отъезд Катерины Брин?
С ума сойти! Лучше бы она молчала. Ладно, пусть живет своей жизнью. Если ей нравится рисовать втихаря по углам и прятать рисунки, то это ее проблемы. Возможно, ее все устраивает.
Он видел ее подавленность: Элиза понурилась и покраснела. Может, ей стыдно? Нечем похвастаться, и она сдалась очень быстро.
– Нет, – прошептала девушка, в руках она мяла рисунок. – После ее отъезда я продолжала заниматься живописью. Хотела поступить в колледж искусств, выставляться в галереях… Мне нравится писать картины, чтобы на них потом смотрели люди.
Кристиан недоуменно посмотрел на нее. Не стал перебивать, он решил слушать. И уже казалось, что продолжение будет не из приятных.
– Мне следовало практиковать в разных направлениях. Я любила портреты, а пейзажи давались мне лучше всего.
Элиза нахмурилась и немного помолчала, она словно погрузилась в транс.
– В тот день утро было теплое и солнечное, – произнесла она наконец. – Наш дом расположен возле леса, и я очень любила прогуляться по окрестностям и слушать пение птиц. Знаешь, сколько раз я писала то самое озеро, где мы с папой ловили рыбу? Почти на всех моих картинах были наш дом и озеро, а еще вид из окна мастерской… И вот поверенный папы по финансовым делам, связанным с нашей гостиницей, предложил пройтись до охотничьего домика. Я уже бывала там, домик очень живописный: утопает в густой зелени, вокруг деревья… Говорят, он принадлежал графу Кентскому. Кто знает? – Элиза пожала плечами. – Он вроде бы любил останавливаться в нем, когда ездил на охоту. Возможно, это лишь легенда, но тайное всегда притягивает. Я согласилась… Я взяла краски, и Рик сопровождал меня…
Девушка сглотнула и опустила голову. Ее дыхание изменилось, Кристиан не сводил с нее глаз, желая притронуться, но боясь коснуться. Он сумел заметить, как из ее глаз покатились слезы и упали на траву.
– Рик накинулся на меня внезапно, я не ожидала. Я не знала, что такое бывает… Я верила ему. Никогда не забуду его лица, в тот момент мне показалось, что даже его маленький шрам на щеке стал гораздо четче.
Все встало на свои места – ее боязнь и недоверие к мужчинам, ее агрессия.
– Сколько тебе было лет?
Хотел ли он знать? Да, чтобы пробить свое сердце и ощутить еще больше боли.
– Шестнадцать.
Кристиан зажмурился, вспомнив свою сестру Вирджинию в этом возрасте. Она играла с подругами в компьютерные игры, проводила все вечера дома с семьей и строила козни для него, Кристиана. Запихала спагетти в туфли его девушки, которую он после этого случая больше не видел. Вирджиния в шестнадцать лет была ребенком! Элизабет пережила сущий ад и не сошла с ума! Любая женщина, пережившая насилие, навсегда останется с мыслями об этом. Она будет жить с травмой всю жизнь. Кристиан не психолог, но не надо быть таковым, чтобы понять – Элизабет никогда не станет прежней.
А очень бы хотелось познакомиться с той Элизой – девушкой, которая витала в облаках.
– А его… – произнес Крис, желая спросить о наказании, но резко замолчал.
Слова пропали. Элиза не рассказывала подробности, но они вырисовывались сами. Говорила ли она еще кому-нибудь? Полиции, родителям?
– Посадили в тюрьму.
Значит, пока шло следствие, она переживала все снова и снова. И каждый раз при допросе звучала история: «Я взяла краски». Так начинался ее рассказ. Вот и сейчас она вынуждена повторять свою исповедь.