La Storia. История. Скандал, который длится уже десять тысяч лет

Они нашли шалаш Шимо все в том же состоянии: часы по-прежнему показывали два часа, а купальник все еще лежал на матраце; значит, Шимо не мог купаться где-то поблизости. Теперь было ясно, что он не спал в шалаше ни в эту ночь, ни в предыдущую. Узеппе не хотел даже и думать о том, что Шимо могли поймать. Возможно, фильм закончился слишком поздно или, задержавшись в пиццерии, ночью он прятался где-нибудь в городе и вот-вот появится, сегодня или, в крайнем случае, завтра.

Красавица была такого же мнения. Обнюхав все вокруг, она уселась перед шалашом. Ее серьезный вид говорил: «Искать бесполезно: его тут нет». И сегодня, чтобы не оставлять Узеппе одного, она не стала купаться. День был жаркий и душный, луга начинали желтеть, но в лесном шатре трава оставалась зеленой и свежей, как весной. Прилетали птицы, но Красавица, разморенная жарой, не обращала на них внимания. Ближе к полудню с соседних деревьев долетел стрекот: вчерашней одинокой цикаде сегодня вторили другие. Со дня на день можно было ожидать концерта всего оркестра.

Прождав напрасно часа два, Узеппе и Красавица потеряли надежду увидеть сегодня Шимо. Они решили вернуться сюда завтра. Около полудня малыш и собака отправились домой. На пустынных и жарких берегах Тибра лишь изредка встречались купальщики, как правило, маленькие дети: был понедельник, к тому же учебный год в школах еще не закончился.

В два часа, после обеда, когда Ида по своему обыкновению прилегла отдохнуть, Узеппе и Красавица отправились к Давиде. Малыш захватил обещанную бутыль вина, которую он то и дело ставил на землю, передыхая. По дороге ему пришла в голову мысль купить другу что-нибудь поесть на те карманные деньги, которые Ида дала ему, как обычно. Он купил немного темного печенья, которое еще и сегодня продается под названием «некрасивое, но вкусное». Продавец плохо завернул покупку, и на полпути печенье выпало из кулька на землю, развалившись на кусочки. «Все равно вкусно», — пролаяла Красавица, утешая малыша, пока тот подбирал печенье.

Было двадцатое июня, канун летнего солнцестояния. Лето, до вчерашнего дня не слишком жаркое, развернулось сегодня во всю свою мощь. Это был час послеобеденного отдыха: улицы опустели, ставни на окнах закрыты, даже радио молчало. Бараки рядом с домом Давиде казались африканской деревней, жители которой спрятались но домам от жары. Редкая трава, которая весной пробивалась тут из-под камней и мусора, сгорела на солнце. От свалки исходил сладковатый запах тления. Единственный голос, который Узеппе и Красавица услышали еще издали, был громкий лай знаменитого Волка, привязанного к забору рядом с бараком, в котором жили его хозяева (по-видимому, их не было дома). Тощая тень от забора не спасала Волка от палящего солнца.

Узеппе, мокрый от пота, на этот раз первым подбежал к двери комнаты и постучал. Изнутри тотчас же донесся хриплый, почти испуганный голос Давиде: «Кто там?!» «Это мы!» — ответил Узеппе. Из-за двери послышалось лишь неразборчивое бормотание. — «Это я, Узеппе! Узеппе и Красавица!» — Никакого ответа. Малыш постучал еще раз: «Вавиде! Ты спишь? Это мы!» — «Кто там? Кто там?!» — «Это мы, Вавиде. Мы принесли тебе вино».

На этот раз внутри послышался какой-то возглас, потом судорожный кашель. Наверное, Давиде был очень болен… Поставив вино на землю возле двери, Узеппе подошел к окну. Красавица, тяжело дыша от жары, шла за ним. — «Вавиде!.. Вавиде! Эй!»

Из комнаты донесся грохот опрокидываемых на ходу предметов. Окошко распахнулось, за решеткой появилось лицо Давиде. Оно было неузнаваемо: перекошенное, с упавшими на глаза волосами, иссиня-бледное с красными пятнами на скулах. Давиде взглянул на Узеппе безжизненными глазами, слепыми от ярости, и крикнул чужим, жутким голосом: «Убирайся отсюда, идиот, вместе со своим паршивым псом!»