— Плохо смотрели. Давайте в лес. Он не мог далеко уйти. Свиридов, осмотрись тут и отчитайся Ахмеду. У нас осталось восемь мишеней, и все двигаются в направлении оврага. Разделимся, прочесывайте местность — раненых добить. Ахмед приказал живых не оставлять.
Они побежали дальше, а тот, кого назвали Свиридовым, остановился прямо под моим деревом и, достав сигарету, закурил.
— Ага, щас я тебе тут с лупой лазить буду. Умник, бл***.
Он включил рацию.
— Ахмед Айдинович, восемь трупов на данный момент. Трое выбыли еще в начале игры, остальных мы сами сняли. Этого не нашли. Углубляемся в лес. Пантеры жрут падаль, а псы сбились со следа из-за запаха крови. Парочку псин кто-то подрезал.
— Что значит, кто-то подрезал, мать твою? Кто?
— Да не знаем. Не нашли еще.
— Еще одно твое "не знаю" и я сам тебе яйца отрежу. Искать.
— Понял. Ищем. Сразу доложу.
Я думал всего лишь несколько секунд, а потом спрыгнул прямо на него, тут же всадил ему нож в горло по самую рукоять. Охотник завалился на спину, а я точным движением вогнал лезвие сначала в один глаз, потом в другой. На секунду замер, понимая, что оставил метку по привычке, что было недостаточно просто убить.
Я вытер кровь с лица тыльной стороной ладони и подхватил рацию с земли.
— Привет, Ахмед, дорогой. Узнаешь? Я тут тебе автограф оставил. Все по-честному — ты же не обидишься?
В рации воцарилось молчание. Переваривает, видать.
— Ты смотри. Оказывается, жив? А я-то думаю, кто там с ножом по лесу бегает?
— Твоими молитвами. Как там мой приз поживает?
— Рядом сидит, шампанское пьет, слезы по щекам размазывает. Думала, ты умер. Изрыдалась вся, даже мне жалко стало. Как думаешь — утешить или пусть плачет?
— Пусть плачет. Целее будет. Привет передавай. Умирать пока не собираюсь. Давай, дорогой, тут псы твои рыскают — мне пора.
Глянул на бирку, пришитую к камуфляжной куртке охотника:
— Свиридов Н. С. просит заказать панихиду за упокой его души.
— Ты правила игры нарушил, дорогой — с раздражением сказал Ахмед.
— Ну что ты? Разве в твоих правилах говорилось, что я не могу по дороге найти оружие и использовать? Или не говорилось, что она без правил?
— Смотри, чтоб и я свои не нарушил, Зверь, и слегка не потрепал твою девочку.
— Ахмед, я же выберусь и сам лично тебе глаза вырву голыми руками. Ты знаешь — слов на ветер не бросаю.
— Ты сначала выживи.
— А ты сначала похорони меня, а потом правила свои нарушай. Пока я жив, не дергайся, иначе я эту охоту превращу в твой личный апокалипсис.
— Ты, главное, не нервничай, Зверь. По сторонам смотри и молись. Твой апокалипсис намного ближе, чем мой.
— Ну ты так не обольщайся — ведь я уже добыл военные трофеи. Например, ружье Свиридова Н.С. Как думаешь, насколько быстро начнут редеть ряды твоих охотников и игроков?
Отключил рацию и сунул за пояс. Обыскал карманы охотника, нашел пачку сигарет, зажигалку, коробку с патронами и лейкопластырь с бинтом. То, что доктор прописал. Перебинтовав руку, я поднял ружье и побежал в лес. Вот теперь поиграем и поохотимся. По моим правилам.
ГЛАВА 17. Дарина
— Значит, не знаешь его?
Ахмед откинулся на спинку стула и закинул в рот маслину, медленно жевал ее, глядя мне в глаза, потом выплюнул косточку в кулак и бросил ее в тарелку. Он молчал довольно долго и пристально меня рассматривая, как под лупой, и совсем не так, как час назад. Я бы даже не назвала это интересом, а скорее едким любопытством. Больное любопытство с лихорадочным блеском в зрачках.
После начала игры он увел меня в дом, в огромную комнату с экранами на стенах и стеклянным столом посередине. Вычурная роскошь и белоснежность этого дома мне не нравилась, и я нервничала только от этого цвета. Мне казалось, что под краской и обоями — гниль с трухой, как в вонючей яме или пересохшем колодце, который замаскировали очень тщательно и умело. Страх за Макса моментами накрывал меня паническими атаками безумия, и я начинала дрожать, как от озноба, в тот же момент покрываясь каплями пота. В такие моменты больше всего сводит с ума бессилие. Я ничего не могу сделать… да и не смогла бы. Это не моя игра, а гонка на выживание, где жизни нас обоих зависела только от Макса. И я молилась… да, я молилась, чтобы мой Зверь оказался самым жестоким и страшным из всех. Потому что здесь нет места жалости. Или он их, или они его. С каждой секундой все больше понимала, во что ввязалась и чем это может закончится. Я никогда себя не прощу, если…
— Ты глухая? Откуда знаешь Зверя?
Наконец, я все же ответила, стараясь не смотреть в эти страшные глаза, которые напоминали мне змеиные. Он словно раздумывает, стоит ли отравить меня ядом и сожрать, или пока повременить.
— Не знаю. Я вообще всех вас впервые вижу.