Лабиринт

В пять часов утра я пришёл в нужно место и начал медленно прогуливаться вокруг него, ожидая, когда Пётр, его жена или ребёнок выйдут из подъезда. Вопреки тому, что я с ног до головы укутался в тёплую зимнюю одежду, натянув чуть ли не до носа шапку-ушанку, и тому, что на улице был лишь лёгкий мороз, за два часа такой ходьбы я окоченел настолько, что тело пробирала дрожь. Но игра стоила свеч: даже если я простыну, то плохо мне станет лишь завтра, а может, и позже, так что я успею сделать то, зачем сюда приехал. В окнах домов начал зажигаться свет, и к половине восьмого утра он горел почти везде – город оживал. Я стоял с торца дома так, чтобы по возможности разглядеть Петра или его жену в одном из окон (на третьем и четвёртом этажах уже горел свет) и одновременно не терять из виду тех, кто выходил из подъезда.

Я уже давно не чувствовал пальцев рук и ног и к пятнадцати минутам девятого начал трястись от холода так, что это должно было быть различимо прохожим людям. Помню, что когда я был маленьким, то во дворе у нас жил алкоголик, который всё время трясся, так же, как и я сейчас. Был ли я в этот момент похож на него? Наверное, был. Через пару минут я понял, что напрасно жаловался на то, что по дороге сюда приходилось сидеть в машине – сейчас я бы многое отдал, чтобы оказаться в ней и погреться.

На третьем этаже в окне мелькнула фигура мужчины, и, кажется, это был не Пётр. Почти одновременно с этим на четвёртом этаже выключился свет, и уже через пару минут, в восемь двадцать четыре, из подъезда вышел Пётр с женой и ребёнком. Когда я их увидел, по груди пробежали мурашки. Неужели мой план сработал?! Я приехал сюда, нашёл дом, следил за подъездом и окнами, и вот он – Пётр, идёт в ста метрах от меня и смеётся над тем, что ему рассказывает его сын, которого он держит за руку. Кажется, лишь сейчас я осознал то, что мне действительно удастся реализовать свой план. Троица прошла к тёмно-синему Фокусу, стоявшему во дворе перед подъездом, и в восемь тридцать уехала.

Ну что же, пока что всё идёт как надо: Пётр живёт на четвёртом этаже, уходит утром из дома с женой и ребёнком в диапазоне от восьми двадцати до восьми тридцати, садится в машину и уезжает. Разочаровывает лишь то, что выходят они все вместе: с утра не подобраться к нему, но посмотрим, что будет вечером. А сейчас пора возвращаться в машину, чтобы позавтракать двумя хот-догами и йогуртом, которые я купил на последней заправке, погреться и поспать. Голова уже совсем плохо соображает. Пётр работает либо по офисному графику и вернётся в шесть вечера, либо по двенадцать часов, и ожидать его стоит у дома в десятом часу. Сомневаюсь, что работает сутками, но всего можно ожидать. А что если он ещё не нашёл работу и вернётся один после того, как отвезёт жену на работу, а ребёнка в сад? В любом случае, в таком состоянии, как сейчас, я вряд ли смогу что-то ему сделать. Приду в форму и подойду к точке наблюдения рядом с подъездом к пяти вечера. Может, потеплеет немного.

Быстрым шагом дойдя до машины к четверти десятого, я прогрел салон в течение пятнадцати минут и за это время успел съесть всю припасённую еду. Небо уже было совсем светлым, и крыши домов озарялись оранжевым светом от выглянувшего солнца. Я доел свой завтрак и после того, как заглушил двигатель, сложил задние сиденья машины, объединив их с багажником, получив довольно-таки объёмное спальное место, хотя во весь рост вытянуться там не удавалось. Хорошо, что все задние стёкла, включая дверь багажника, имеют глубокую тонировку, и меня никто не увидит. Было бы странным для прохожих, если бы в такой машине спал какой-то грязный бородатый дед.

Едва закрыв глаза, я услышал звук будильника, который поставил на четыре часа дня – будто и не спал вовсе. Если бы не абсолютная темнота в салоне, образовавшаяся от того, что за то время, пока я спал, выпал снег и запорошил все окна машины, то я бы даже усомнился в том, что вообще поспал. Пора продолжать начатую операцию. Открыв дверь машины и впустив в салон морозный воздух, а также рыхлые снежинки, которые прежде находились между крышей машины и дверью, я обнаружил, что вокруг всё было белым и переливалось в лучах солнца, что заставило меня с непривычки зажмуриться. Тонкий слой снега хрустел под подошвой ботинок, а изо рта при ходьбе шёл пар. В левом кармане куртки я перебирал пальцами метровый кусок лески, а в правом безостановочно раскрывал и закрывал хозяйственно-бытовой складной нож – одолевало лёгкое беспокойство.