Лабиринт

прозрачного, как кристалл. Мы ринулись туда, хотя по-прежнему в качестве опоры под нами был велосипед, и поплыли дальше в этой более холодной, но зато чудесной воде. Нам стали кричать с берега, что уже пора обедать. Сандра и не Сандра поплыли напрямик. А мне еще нужно было пригнать велосипед. На половине дороги я взобрался на седло. Нажимать на педали в одиночку оказалось нелегко. Мне помог Весневич. Не выходя из воды, он подталкивал велосипед, я крутил педали, и так мы в конце концов добрались. На пляже никого уже не было. Мы поспешили на виллу, переоделись и быстро спустились в столовую, заняв наши места последними, Весневич-в конце стола.

Мне же выпала честь-рядом с синьорой Кампилли.

Когда попадаешь в незнакомое общество, то вначале оно представляется единым целым, нерасчлененным, связанным между собой неведомыми путами. Но уже за столом мне перестало так казаться. Общество распалось на отдельных людей. Даже кузина стала менее похожа на Сандру, чем мне это показалось в машине и на пляже. Итальянец, который выволок велосипед, был ее мужем. Другая пара тоже состояла в браке. Эти были моложе Весневичей, а кузина и ее муж-в том же возрасте. Наиболее шумно держал себя Весневич. Он острил и, если его острота вызывала возражения или никто ей не смеялся, немедленно предлагал новую. Меньше всего обращали внимание на его остроты члены семьи; кажется, они уже не раз их слышали.

Разве только, сочтя какую-нибудь шутку неуместной, они принимались громко его осуждать, и тогда их голоса заглушали все остальные.

За время всего обеда Весневич ни разу ко мне не обратился, не задал мне ни одного вопроса. Но он ко всему прислушивался.

Смеясь и разговаривая со своими соседками, я заметил, что стоило кому-нибудь меня о чем-либо спросить-и он сразу бросал на меня молниеносный взгляд и поворачивал голову в мою сторону. Это помогало ему уловить мой ответ, несмотря на шум за столом. Он не комментировал мои слова в тех случаях, когда их принимали благосклонно или молча. Но если они вызывали хотя бы самое слабое возражение-вставал на мою защиту. Не всегда удачно, так как его насмешливый тон и резкие выражения только подливали масла в огонь. К счастью, присутствующие не особенно много занимались моей особой. А если уж занимались.

то не столько разговором со мной, сколько моей тарелкой и рюмкой. В этом отношении первенство принадлежало синьору Кампилли. Но синьора Кампилли тоже не скупилась на знаки подобного внимания. Я охотно их принимал, тем более что еда и вино были превосходные и как небо от земли отличались от того, чем меня кормили в "Ванде". К тому же я сильно проголодался после купания.

- А как дон Паоло? Ты застал его вчера?

- Застал. Все в порядке. Очень вам благодарен.

- Мне пришлось ему написать, что ты приехал из Польши.

Вероятно, он был весьма удивлен. Правда?

- Пожалуй, - ответил я, немножко помедлив.

В конце концов, долго ли, коротко ли вертел он в пальцах визитную карточку Кампилли, все-таки пропуск в библиотеку мне выдал. Незачем было ставить ему в вину его нерешительность.

- Он был очень поражен? - нажимал на меня Кампилли. - Долго раздумывал?

- Кажется, - сказал я.

Синьора Кампилли сухо заметила:

- Это совершенно естественно по отношению к людям, приезжающим из Польши.

Тут вмешался Весневич:

- И пытающимся пробраться в царство ладана!

Кампилли поморщился. Его супруга пожала плечами. После секундного молчания тишину нарушила Сандра; она протянула медленно, в нос, голосом, совсем не напоминавшим ее красивый смех:

- Зачем ты так говоришь? Ты знаешь, что я этого не люблю.

Не дожидаясь, пока она кончит, Весневич засмеялся:

- Но все-таки жестоко направлять к Кореи людей с такими просьбами. Сегодня он, наверное, лежит: заболел от страха.

Сандра:

- Он очень приличный человек.

- А какое это имеет отношение к предмету? Приличные люди всегда самые пугливые.

Кампилли поспешил с разъяснением:

- Никогда бы я не направил кого-либо в Ватиканскую библиотеку, не будучи вполне в нем уверен. Кореи ни на мгновение не мог в этом усомниться. Но, разумеется, он был поражен.

Инцидент был исчерпан. За столом снова воцарился беззаботный шум. Я сидел лицом к большому окну, занимавшему половину стены. Глядя туда, я видел море и такое бессчетное количество дрожащих, ярко светящихся чешуек, что пришлось отвести глаза. Сандра Весневич сидела по той же стороне стола, что и я. Нас разделял младший из итальянцев. Синьора Весневич время от времени наклонялась в мою сторону и дарила меня улыбкой либо обращалась ко мне с каким-либо пустым вопросом, например:

- Отец мне говорил, что вы поселились в пансионате пани Рогульской. Вы довольны?

- Да. Конечно.

- Она очень симпатичная. Вы не находите?

- Несомненно.

- Ее брат тоже очень мил. Вы не считаете?

Под влиянием недавнего купания, жары, вина я отвечал немножко сонно. Вмешался Весневич:

- Страшно скучные люди. Малинского, того, что живет у них, еще можно терпеть. Кстати, в последний раз на богослужении он сидел в одном конце церкви, а Козицкая в другом.

Что-нибудь изменилось?

- То, что ты говоришь, отвратительно, - мягко возразила Сандра.