Лабиринт

Впрочем, что касается горничной, то она вообще разговаривала со мной крайне редко. Мое произношение и мой синтаксис пугали ее, вызывая на ее лице беспомощную гримасу. Помня об этом, я стараюсь строить простые фразы и задавать несложные вопросы.

- Так, немножко путешествовал, - отвечаю я. - Дома ли синьора Рогульская?

- Нет, она в больнице.

- А синьор Шумовский?

- Ездит по Риму с туристами.

- Ну, может быть, есть синьора Козицкая?

- Тоже в больнице. Все вернутся к обеду. Не подождете ли, синьор профессор?

- Увы. Я очень спешу. Передайте от меня всем сердечный привет. Я только возьму чемодан и тут же умчусь.

Она не двигается с места.

- Господа будут очень, очень огорчены!

Она стоит как столб и, кажется, твердо намерена удержать меня. Тогда я сую ей в руку деньги, которые заготовил, чтобы вручить перед самым уходом. Я прошу ее также на минутку отворить любую из комнат для постояльцев, если есть незанятая, либо указать мне место, где я мог бы уложить чемодан, потому что я хочу впихнуть в него вещи, которые привез с собой. Но горничная словно приросла к полу.

- А вы знаете, синьор профессор, что вам тут звонили без конца? спрашивает она.

- Кто? - говорю я. - Откуда?

- Dapertutto, - отвечает она. - Dapertutto!

Отовсюду! Значение этого слова широкое и для данного случая преувеличенное, но само известие, конечно, потрясающее.

Я еще раз пытаюсь добиться от нее чего-то более конкретного.

- Вы не помните ни одной фамилии? - допытываюсь я. - Никаких подробностей?

- C'e anche una lettera per lei'[Есть еще для вас письмо (итал.)], отвечает она на это.

- Письмо! Ну так дайте его!

Горничная исчезает. Немало времени спустя она возвращается, неся обеими руками чемодан. На чемодане письмо, засунутое под перевязывающий его ремень. Я тянусь за письмом, а горничная с гордостью сообщает:

- Вспомнила! Вам звонили от одного адвоката, а еще из одного учреждения в курии.

Разрываю конверт. В передней темно. Зажигаю свет.

- Ваша прежняя комната не занята, - говорит горничная. - Я туда отнесу чемодан.

- Чудесно! Сейчас иду!

Теперь я в свою очередь не двигаюсь с места. Руки у меня дрожат, буквы пляшут перед глазами. Все то, что я старательно усыплял в себе в течение недели, проведенной в Ладзаретто, просыпается, оживает. Факты, обиды, душевные муки. Только что я был на сто миль от всего этого и вот попадаю в самый центр прежней мути. А буквы все пляшут и пляшут. Бумага из канцелярии синьора Кампилли, его почерк, знакомая подпись, слов немного, все понятны, а я стою и стою, читаю и читаю и ничего не могу понять. Смотрю на письмо, как на клочок земли за окном самолета, садящегося на крыло. Абсолютно ничего не могу ухватить. Целое состоит из сотни раз виденных частиц, но они странно вращаются вокруг неуловимой оси. Кампилли пишет, чтобы я сразу по приезде позвонил ему. Беспокоится, успеем ли до столь близких уже каникул в курии осуществить намеченные нами действия, необходимые для завершения дела. В этом месте он не поскупился на нежные упреки: почему я так легкомысленно затянул свою туристскую поездку за пределами Рима? Затем он сообщает все номера телефонов: виллы в Остии, своего клуба в Риме, домашний. Стандартная формула вежливости в конце письма-самая сердечная. Прячу письмо в карман. Но почти сразу же снова его достаю. В течение четверти часа не могу прийти в себя. А когда ясность сознания наконец ко мне возвращается, я снова извлекаю письмо. Звоню по очереди по всем указанным телефонам. В Остии мне говорят, что он уехал в Рим, дома сообщают, что ушел в город, в клубе-что обычно приходит около часу. Смотрю на часы-девять.

Беру сумку и перехожу в мою прежнюю комнату. Открываю чемодан, но, едва прикоснувшись к нему, застываю в неподвижности. Вдруг мне приходит в голову, что Малинский может кое-что мне объяснить. Прохожу мимо столовой и останавливаюсь у его двери. Стучу раз, другой. Бульдог заливается за дверью, но никто на мой стук не откликается. Иду на кухню, чтобы узнать, когда вернется Малинский. В кухне-горничная. Спрашиваю:

- А когда будет дома синьор Малинский?

- Он в больнице.

- Что же такое? - говорю я. - Почему сегодня все ваши понеслись в больницу?

- Он болен, - отвечает девушка. - Как только вы уехали, его забрали в больницу.

- Ах так! Что-нибудь серьезное?

- Сердечный приступ.

- Вот как!

Возвращаюсь к своему чемодану, но попутно у меня возникает еще одна идея. Отыскиваю в записной книжке номер телефона священника де Веса, который когда-то мне дал Кампилли. Звоню.

Его тоже нет дома. Спрашиваю, когда можно его застать. В ответ слышу:

- Его нет в Риме. Будет после каникул.

Я отхожу от телефона и в темной передней сталкиваюсь с горничной. Она пришла посмотреть, уложил ли я уже вещи, а то ей надо сбегать в город.

- Минутку, - говорю я, - минутку. В какой больнице находится пан Малинский?

- При монастыре святого Варфоломея, на острове.

Я догадываюсь, о каком острове идет речь. В Риме есть только один-на Тибре. Там помещается старинная больница, которую содержит монашеский орден бонифратров.

- Сегодня не уеду! - решаю я. - Можно у вас переночевать?