— Понятно, что не представляешь. В общем, поскольку и всемогущие бывают разные, ты не ошибешься, если примешь ее за Олимп безумных богов, обладающих геркулесовской силой. Будь у меня время, я рассказал бы тебе все, начиная с подноготной заправил миссии и кончая подробностями об ее тесной связи с армией. Да и мои собственные приключения — тоже интересная штука, вроде детективного романа в десяти выпусках. Но придется разговор отложить до следующего раза.— Кидзу взглянул на часы.— О! Уже два часа! Скоро мне нужно быть в штабе батальона. Меня там будет ждать полковник. Он хочет предоставить мне специальную машину. А вечером компания офицеров штаба дивизии, куда я направляюсь и куда прибуду через три часа, готовится дать мне банкет. Видишь, что значит принадлежать ко всемогущим! Я из этого своего положения предполагаю извлечь максимальную пользу. Ну, я иду! Все остальное расскажу тебе потом. Вероятно, я не заставлю тебя ждать и двух недель. Но вот что еще. Если тебе представится за это время случай — беги. В любой день, в любой час, как только появится возможность — беги. Если найдутся ребята, которых можно увести с собой, прихвати их. Чем больше таких будет, тем лучше. Место, где можно укрыться, у вас под носом.
И он назвал деревню Д., расположенную в районе горного хребта В., близ храма Наннян; днем он был виден, а дозорные видели его с башни даже в полночь.
В деревне Д. укрываются и беженцы, и закаленные бойцы, и хотя это маленькая деревушка — там нет и двадцати дворов,— это одна из баз окрестных партизан.
Кидзу уже встал и говорил стоя. Пулеметная стрельба давно прекратилась. Женщина в синей одежде больше не показывалась. Сёдзо уже не спрашивал ни об этой женщине, ни о доме. И не потому, что он сознательно решил не спрашивать. Скорее, эта странная встреча в тихом домике в глубине двора казалась ему настолько естественной, будто заранее условленной, что ему даже не приходило в голову о чем-нибудь расспрашивать. А Кидзу, так и не объяснив всего, вынул из нагрудного кармана и снова нацепил на Себя огромные ллойдовские очки. Превратившись опять в Чжан Вэнь-тая, он сказал, что ему лучше отсюда выйти одному, но, сделав шаг по направлению к резной красной двери, вдруг обернулся с лукавой улыбкой:
— А что, не хочешь ли ты отдохнуть и поспать по-человечески? Хозяйка, пожалуй, что-нибудь для тебя придумает.
Сёдзо покраснел. Разгаданное желание вызвало у него решительный протест:
— Дурак! Что ты суешься в чужие дела!
— В таком случае считай, что я тебе ничего не предлагал.
— Кто она?
— Приятельница Хуана. Мужа ее тоже убили японские солдаты. О, это не простая женщина!
Затем Кидзу протянул руку Сёдзо и крепко его обнял. Его темное лицо с мелкими чертами, напоминавшее мордочку терьера, светилось любовью и преданностью.
— Итак, мы начинаем все сначала. Не отступим больше, Сёдзо!
Никто не просыпался. Роща словно вымерла. Стояла та глубокая тишина, какая возможна лишь в мире растений. Похрапывание солдат не нарушало ее, а скорее усугубляло. Черные жуки величиной с пуговицу, появлявшиеся с наступлением послеполуденной жары, падали на лица спящих солдат и ползали по их щекам. Но солдаты ничего не чувствовали, они спали, спал и ефрейтор Хата, широко раскинувшись во сне. Сёдзо глядел на них с симпатией и с завистью.
Если бы кто-нибудь сейчас посмотрел на Сёдзо, то, наверно, подумал бы, что он тоже спит, как и остальные солдаты. Глаза его были закрыты. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву, бледными пятнами падали на его лицо. Мысленно Сёдзо все еще видел Кидзу. Недели через две они должны снова встретиться. Если бы он твердо решил последовать совету Кидзу, то мог бы спокойно дожидаться этого дня, но он еще не пришел ни к какому решению. Его все еще одолевали всякого рода сомнения. Кидзу он не признался в этом. И не только потому, что не хватило времени на разговоры. Его смутило поведение Кидзу: крайняя самоуверенность, с какой тот приводил свои доводы и давал указания, легкость, с какой он буквально продиктовал Сёдзо все дальнейшие действия, будто поворот на сто восемьдесят градусов был таким простым делом и они во время этой встречи обо всем уже договорились и все решили. Ну а какой ответ он дал бы Кидзу, если бы тот повел разговор в другом тоне, например сначала поговорил бы с ним, а потом уже спросил бы: да или нет? Неужели он смог бы решительно отказаться? Вряд ли. Но, конечно, так вот, сразу тоже не согласился бы. Скорее всего, он ответил бы: «Дай мне подумать». А тут получилось так, словно он уже дал согласие.