Они улыбаются идеальными улыбками, их зубы жемчуг — чуть прозрачный, светящийся изнутри, идеальный. Кожа шелковая, глаза яркие, пропорции божественные.
Они хмурятся, избегая морщинок на лбу, их голоса проникают в душу и ниже, их губы рождают фантазии, от которых вскипает кровь, а тонких лодыжек хочется касаться губами.
Они могут быть послушными кошечками, они могут быть строптивыми стервами, интеллектуальными собеседницами, домашними и уютными подругами.
Они превращаются в идеал раньше, чем сам успеваешь понять, чего же ты хочешь.
Даже если я хочу сорвать на ком-то раздражение — они умело предоставят повод.
Мне было бы нечего желать в этом лотосовом раю.
Даже немного досадно, что ни одна из них не Ариадна.
Мои уши запечатаны ее голосом, который твердит: «Вы трусливые капиталисты, которых интересует только гарантированная прибыль!»
Ее голосом, выкрикивающим, стонущим, шепчущим что-то бессвязное.
И ее голосом, который говорит:
— Это отвратительно!
Последнее, что я от нее услышал.
— Что за сокровище эта твоя Ариадна? — спрашивает отец, которому я говорю, что снова не вернусь в этом месяце. — Такая невероятная красавица?
Нет.
Не красавица.
Не гений.
Не уникальный специалист.
— Сокровище, — киваю я. — Так бывает, пап. Просто она — моя женщина. Не знаю, как еще объяснить. Это надо чувствовать.
— Да, — задумчиво кивает он с экрана ноутбука. — Я знаю. Я за твоей матерью десять лет бегал. Разрушил ее мечту остаться старой девой и всю жизнь заниматься искусством, не отвлекаясь на детей и мужа. Десять лет! И то случайно поймал в момент слабости.
— Помню! — осеняет меня. — Ты рассказывал!
Теперь эта семейная байка слушается совсем иначе. Раньше думал — неужели вокруг отца не других женщин? Одна мама? Иначе почему его больше никто не заинтересовал?
А теперь знаю — были. Вот как у меня есть все эти красотки из влиятельных кругов, с безупречными телами и первоклассным образованием. Хочешь — в постель ее бери, хочешь — в жены, хочешь — на прием в Кремль.
Но их — много.
Она — одна.
— И дед твой такой же был, — снова кивает отец. — Он был помолвлен с младшей сестрой, а увидел старшую — и пропал.
— Разорвал помолвку, невеста его прокляла, началась война и прошло много лет, прежде чем они с бабушкой наконец увиделись, — вспоминаю я очередную семейную легенду. — Думаешь, это из-за проклятия ты десять лет гонялся за мамой?
Неужели и мне придется годами искать мою Ариадну. Сердце тяжелеет от подобной перспективы. И это заставляет меня шевелить мозгами шустрее.
Что еще я могу сделать, чтобы выманить на свет мою мятежную, мою дерзкую и талантливую принцессу?
— Боюсь, вы не совсем точно оценили перспективы данной инициативы, — члены совета директоров всегда выражаются с азиатской витиеватостью. — Несомненно, идея великолепная и уникальная, — и сдабривают свою речь демонстративной до неприличия лестью. — Но наших ресурсов будет недостаточно для сбора и адекватной оценки…
— Я буду рассматривать все идеи лично! — резко прерываю я директора филиала и едва терплю, пока он заканчивает разговор многочисленными пожеланиями здоровья мне и моей семье.
Удивление на его лице не прочитать, но некоторая заторможенность и шаблонность этих пожеланий намекают, что мое решение заставило его задуматься.
Ему невдомек, что в написанном лично мной рекламном тексте спрятаны приманки специально для одного-единственного демиурга. Я говорю с Ариадной ее же словами и надеюсь, что она на них откликнется.
Разве сможет она устоять и не поучаствовать в конкурсе хотя бы анонимно?
А я найду даже мельчайшие осколки ее идей в тех отвалах пустой породы, которые будут сгружать нам те, кто гораздо более уверен в себе при куда меньшем таланте.
Глава тридцать восьмая. Коммос. Часть 2
Утро начинается с плохого эспрессо в полупустом и сонном зале ресторана. И с длинного списка заявок на конкурс. С каждым днем кофе все отвратительнее, а заявок все больше.
Даже самые жирные сливки не спасают — у них привкус пластика.
В семь утра в гостиничном ресторане только я и мужчины в деловых костюмах с серыми лицами. Они отвратительно трезвы и пьют свой кофе с обреченностью смертников, словно готовясь отправляться на унылые равнины царства мертвых.