Лабиринт памяти (СИ)

Но они оба знают, что она хочет. Движения Малфоя такие умелые, что она просто не может не извиваться под его пальцами, не может не стонать. Она настолько погружена в эти ощущения, которые испытывает впервые в жизни, что не замечает, как жарко Малфой дышит ей в шею, а потом, проведя языком вверх, шепчет на ухо:

— Хочешь. Ты хочешь этого, Грейнджер, и я… Чёрт бы тебя побрал, грязнокровка.

А она чувствует, как он добавляет ещё один палец, и сейчас, в миг, когда он надавливает, ласкает ещё настойчивее, когда погружается немного быстрее и глубже, Гермиона понимает, что ещё немного и…

Но в один момент всё заканчивается. Она приходит в себя, слышит, как внизу живота ноет из-за несостоявшейся разрядки, и не может сдержать стон разочарования. Гермиона открывает глаза и непонимающе фокусирует взгляд на Малфое, который стоит возле противоположной парты и смотрит так, словно готов на неё наброситься в любую секунду.

— Я доказал тебе, Грейнджер, — выдавливает он, тяжело дыша, а она моргает, не понимая, что происходит. Смысл слов будто ускользает, оставляя лишь недоумение.

— Я смог доказать, что ты хочешь, — встаёт Драко, и, когда он разворачивается, намереваясь уйти, Гермиона резко осознаёт всё. От обиды слёзы сами текут по её лицу, внизу живота пульсирует неостывшее возбуждение, требующее разрядки, а в душе поднимается такая злоба, что она вскакивает с парты и хватает его за руку.

— И ты вот так просто собираешься уйти?! — спрашивает она, не узнавая свой голос. — Ты же хочешь этого не меньше, Малфой, признай!

Он быстро разворачивается к ней и смотрит так, что Гермиона уверена: он сейчас притянет её к себе и опять закроет её рот поцелуем. Но вместо этого он, словно борясь с собой, дёргается и отступает:

— Я не хочу тебя, Грейнджер. Я не могу тебя хотеть.

— Лжец, — выплёвывает Гермиона, ощущая, как слёзы душат её. — Просто жалкий лжец.

И в эту секунду что-то в нём ломается, и он бросается к Гермионе, толкая на парту, а его пальцы вновь касаются её, и уже через несколько секунд Гермиона понимает, что она, плача, падает.

У неё ощущение, будто она летит с бешеной скоростью и ударяется о дно, при этом чувствуя такое наслаждение, какое и не мечтала испытать. И от этого судороги никак не хотят отпускать её тело, а всхлипы, смешанные со стонами, непроизвольно срываются с губ.

Гермиона не знает, сколько проходит времени, прежде чем она приходит в себя, но, когда это происходит, понимает, что находится в классе одна.

***

Для Драко всё это игра. С того момента, как он замечает, что Грейнджер следит за ним, ему на самом деле становится интересней жить. Его забавляли её попытки остаться незамеченной, но, с другой стороны, они и немало раздражали. Потому что он и подумать не мог, что Грейнджер удастся увидеть его в момент оглушающей слабости, а позже — и в момент настоящей близости.

Ведь когда он трахал ту, похоже, до безумия в него влюблённую девицу с Когтеврана, раздражающую своей привычкой болтать во время секса, Драко был ошеломлён, заметив Грейнджер, наблюдающую за ними.

Он почувствовал её пристальный взгляд, но обернулся гораздо позже, растягивая какое-то особенное удовольствие от того, что грязнокровка смотрит на них и наверняка пребывает в ужасе от увиденного. Конечно, в её чопорные мозги никак не могла прийти мысль, что со своей привычкой подглядывать она может наткнуться на нечто, абсолютно для неё неприемлемое! Но Драко и подумать не мог, как удивится сам, наконец прямо посмотрев на неё.

Во-первых, вместо привычной школьной робы та была одета в какой-то ничтожно маленький клочок ткани, почти полностью обнажающий её ноги. И из этого следовало во-вторых: Драко не мог представить, что Грейнджер окажется так хорошо сложена. Да, он неохотно признавал, что внешне она далеко не дурна, но понятия не имел, что за чопорной одеждой может скрываться такая фигура. В-третьих, Драко совершенно не ожидал, что она будет так долго пялиться: он полагал, что уже после первой секунды Грейнджер либо станет плохо, и она уберётся восвояси, либо она просто сразу же убежит в гостиную, обуреваемая чёрт знает какими ещё эмоциями. И из того, что она осталось, вытекало уже в-четвёртых: Драко был по-настоящему ошеломлён, заметив, каким взглядом смотрит на них Грейнджер. Её бёдра были плотно сжаты, лицо раскраснелось, а сама она тяжело дышала и наблюдала за ними так, словно готова была в любой момент присоединиться. Ей абсолютно точно нравилось увиденное, а Драко просто не мог поверить, что такая занудная, набивающая оскомину одним своим видом, как Грейнджер, может хотеть чего-то запретного.

И вопреки здравому смыслу, всем его убеждениям и предрассудкам, в тот раз, когда он трахал Мишель на окне, думая при этом о Грейнджер, он кончил с мыслью о её глазах.

И это стало началом его наваждения.

В некотором роде это стало спасением от пустоты и чем-то, что смогло вызвать его интерес и разбудить любопытство. Драко нечего было делать, и поэтому он начал изучать Грейнджер.