Читаем Лабиринт памяти (СИ) полностью

Гермиона смеётся над его шутками и пару раз хватается за его плечо и лишь по тому, как невольно напрягается Драко, вспоминает — они не друзья. В такие моменты она смущается и отводит глаза, чувствуя на себе пристальный взгляд серых глаз, а ещё задумывается: если они уже не враги, но ещё не друзья, то кто?

Сумерки сгущаются и появляются первые звёзды, когда Гермиона понимает, что уже все ученики наверняка вернулись в замок к ужину, а сама она жутко замёрзла. Она ёжится от холодного порыва ветра и произносит:

— Нам пора возвращаться.

— Замерзла? — интересуется Драко, глядя на неё тем же странным взглядом, который почему-то заставляет Гермиону смущаться ещё сильнее.

— Да, — искренне отвечает она, не сводя с него глаз.

— Пойдём ко мне, — просто предлагает Драко, и Гермиона поражённо смотрит на него.

Сначала она думает, что он шутит, но его взгляд убеждает её, что нет, а потому она, охваченная смесью каких-то безумных эмоций, неожиданно выдаёт:

— Нет, лучше ты… ко мне.

Брови Драко удивлённо ползут вверх, а она зачем-то добавляет:

— У меня отдельная комната, я же староста.

Он слегка улыбается, а потом говорит:

— Хорошо.

Эту ночь они впервые проводят в мягкой кровати и на этот раз отдаются друг другу, как никогда раньше. Гермиона не помнит, чтобы Драко прикасался к ней трепетнее, чем в этот раз, она не помнит, чтобы его руки были так нежны, а поцелуи так чувственны. И в какой-то момент она сама настолько переполнена эмоциями, названия которых не смеет озвучить вслух, что, заставив его лечь на спину, начинает спускаться робкими поцелуями ниже. Малфой смотрит на неё с восхищением и удивлением, смешанным с предвкушением, а когда она впервые в жизни прикасается к его плоти языком, то шумно, рвано вдыхает, вцепившись руками в простыни. Гермиона замирает, не зная, правильно ли она всё делает, но Драко обращает на неё взгляд, полный мольбы, а потому она уже смелее обхватывает его губами и скользит вниз. Видимо, у неё получается, потому что Малфой откликается на её ласки учащённым дыханием, низкими стонами, а иногда и вовсе грязными словами, срывающимися с губ. Он не сводит с неё тёмного взгляда, а Гермиона, заворожённая моментом, сама не может оторвать от него глаз, чувствуя какую-то странную власть над ним. И в миг, когда она ускоряет движения, ощущая вместе с тем новый прилив возбуждения, Драко неожиданно отстраняет её, но только для того, чтобы перевернуть на спину, подмяв под себя, и одним движением заполнить до конца.

Позже, когда они, уже выдохшиеся, уставшие и согревшиеся, лежат лицами друг к другу и просто безмолвно смотрят в глаза, Гермиона неожиданно осознаёт, что так хорошо, как сейчас, ей не было никогда.

И она не жалеет о том, что сегодня совершила столько безрассудных поступков, в том числе и рассказав про мантию-невидимку, благодаря которой Драко смог прийти в её комнату незамеченным.

Она жалеет лишь о том, что, несмотря ни на что, они всё ещё остаются Драко Малфоем и Гермионой Грейнджер — людьми, которые никогда не смогут быть вместе, а потому то, что они зашли так далеко, является огромной ошибкой.

Самой приятной ошибкой, которую Гермионе когда-либо приходилось совершать.

Она едва себя сдерживает, чтобы не совершить вторую, когда спустя час Драко одевается и молча уходит, унося с собой так и не сорвавшееся с её губ «Останься».

*

На следующий день Гермиона видит, что Драко задумчив и хмур. Она обеспокоенно наблюдает за ним, и поначалу он делает вид, что не замечает её взгляда, хотя за обедом всё же быстро на неё смотрит и отводит глаза. Гермиона не знает, в чём причина, но почти уверена, что он ощущает то же, что и она — неловкость. Вчера, следуя какому-то странному порыву, они вели себя совершенно иначе, позволив себе лишнее, и тогда происходящее не казалось чем-то странным. Но с наступлением утра пришло и понимание, как всё-таки неправильно и опрометчиво они поступили, позволив себе такие поступки, будто они… Встречаются?

Гермиону передёргивает от одного этого слова, всплывшего в голове.

Их должен связывать только секс, не более. Вот только то, чем они занимались прошлой ночью, вряд ли можно назвать таким сухим и безэмоциональным словом. Гермиона, кажется, знает, какое бы определение подошло, но боится об этом даже думать.

Она по-настоящему напугана.

— Кстати, Рон постоянно спрашивает про тебя, Гермиона. Он говорит, ты стала реже писать ему, — отвлекает её голос Джинни.

Гермиона отводит взгляд от Драко и, стараясь выкинуть из головы ненужные мысли, рассеянно интересуется:

— Спрашивает? О чём?

— Волнуется, что с тобой. Он думает, ты снова с головой погрузилась в учёбу, а ещё… — она на миг задумывается, словно припоминая что-то, — говорит что-то про обиду. Ты же на него не в обиде, правда?

Джинни вопросительно смотрит на неё, а Гермиона ощущает, как стыд затапливает всё её существо: она ведь на самом деле уже забыла, когда в последний раз писала Рону. Возможно, он действительно переживает, что она могла расстроиться из-за произошедшего в Норе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство