Лабиринт памяти (СИ)

Она, быстро вытерев слёзы, постаралась улыбнуться и повернулась к запыхавшемуся Алану, который выглядел жутко взволнованным и одновременно смущённым.

— Послушай, Гермиона, прости меня! Если я чем-то тебя обидел, если зашёл слишком далеко… — начал оправдываться он, но она остановила его жестом.

— Нет, это ты меня прости, Алан. Прости, что согласилась на свидание и дала тебе надежду, — с горечью приналась Гермиона, чувствуя, как одинокая слезинка скатилась по щеке.

— Гермиона, я не понимаю… — покачал головой Алан, и она шагнула к нему, взяв его руки в свои.

— Ты замечательный парень и настоящий джентльмен. Спасибо за восхитительный вечер, который ты провёл со мной, и прости, что он так нелепо завершился. Но я не могу тебе врать, Алан: я люблю другого мужчину, — грустно улыбнувшись, вымолвила Гермиона. — Я думала, что мне удастся забыть его, но лишь танцуя с тобой, я поняла, что это невозможно.

Она опустила взгляд и совсем тихо сказала:

— Прости, что не оправдала твоих надежд.

Тонкая корка льда, на которой она стояла, тихо треснула под носком ботинка, вырядившись в паутину, и в этот миг она услышала вздох Алана, прежде чем он начал говорить:

— Сказать честно, я догадывался, Гермиона. Ты мне давно нравилась, и я долго не решался подойти к тебе, потому что знал — у тебя кто-то есть. Потом я подумал, что ты рассталась с тем парнем, раз так сильно переживала по этому поводу, и лучше мне подождать. В какой-то момент мне показалось, что тебе стало лучше, что ты начала забывать про разрыв, и вот тогда я и решил рискнуть обратить на себя твоё внимание… Но сегодня я осознал, что на самом деле ты ещё не готова для других отношений, Гермиона. Всё наше свидание ты была со мной физически, но не душой.

— Алан, прости…

— Не надо извиняться за то, что любишь другого, — решительно остановил её он. — Ты восхитительная девушка, Гермиона, и, как бы мне ни было больно это признавать, я убеждён, что, если ты помиришься с тем парнем, так будет лучше, и ты будешь счастлива. Ты достойна счастья.

Гермиона поражённо смотрела в грустные, но тёплые глаза Алана и ощущала такой прилив благодарности, смешанный с чувством вины, что через несколько секунд крепко обняла его.

— Спасибо, спасибо тебе. Ты удивительный мужчина! Я уверена, ты обязательно встретишь девушку, которая сможет это оценить.

— А я уверен, — начал Алан, нежно прижав её к себе и склонившись к уху, — что ты обязательно помиришься с тем парнем, которого любишь. Ведь, если он любит тебя так же, как и ты его, иначе и быть не может.

Гермиона чуть отстранилась и печально покачала головой.

— Вряд ли, Алан. Он даже знать меня не хочет, к тому же у него уже кое-кто появился.

— Но ты не отрицаешь, что он любит тебя? — слегка нахмурившись, уточнил Алан.

— Я знаю, что любит, — кивнула Гермиона, с болью вспомнив взгляд Драко, которым он смотрел на неё в их последнюю встречу.

— Тогда дай ему время. Он всё поймёт, обязательно, — мягко обхватил её лицо ладонями Алан и ободряюще улыбнулся, чем вселил в Гермиону новую надежду, что, возможно, так оно и будет.

Что, возможно, у неё хватит сил его простить и принять обратно, если так будет угодно её сердцу.

Потому что в этот миг Гермиона понимала, что полностью сдаётся силе любви, но не чувствует себя слабой.

Потому что настоящей, непозволительной слабостью для неё было бы отказаться от любви и жить во лжи, потеряв надежду.

А она выбирает настоящую храбрость — жить в любви и отказаться от гордости, если это когда-нибудь потребуется.

Гермиона почувствовала на себе чей-то тяжёлый взгляд, но, когда обернулась, отстранившись от Алана, увидела лишь мелькнувшую светлую макушку, скрывшуюся за поворотом всего в десятке метров от неё.

***

У Драко было ощущение, будто сотни разъярённых пикси заметались внутри, безжалостно царапая, калеча его грудную клетку, вгрызаясь в то, что осталось от сердца, и раздирая на части, отравляя ядом злости всё его существо. Именно это он чувствовал, пока наблюдал, как Гермиона мило беседует с новым дружком, держа его за руки и заглядывая в глаза так, что намерение помешать этому, безусловно, «интимному» моменту даже заставило Драко пройти несколько метров в их сторону. У него опасно дёрнулся кулак и, кажется, левый глаз, когда этот придурок, что-то мычащий Грейнджер, протянул свои отвратительные, здоровенные куски дерьма, по недоразумению зовущиеся руками, к лицу Гермионы. И Драко был уверен — ещё секунда и он, поддавшись такому соблазнительному, желанному и абсолютно идиотскому порыву, наваляет новому парню Грейнджер так, что тот в лучшем случае останется калекой на всю жизнь.

Но когда он увидел, как Гермиона сама — сама! — подаётся навстречу и обнимает не его, всё изменилось.

Настроение Драко, выражение его лица, восприятие окружающей реальности, а, самое главное, мысли: в этот миг их было так много, а от этого — так больно, что он подумал — уж лучше сотни пикси, съедающих заживо изнутри, чем эта боль, которую, как он полагал, ему никогда больше не придётся испытать.

Боль предательства.