Гермиона смотрела на нее во все глаза. Она еще никогда не видела, чтобы кто-либо из близкого окружения Малфоя пристыжал его, да еще и в присутствии людей, которых он ненавидит. И эта фраза Элисы про чистоту крови… Неужели они с Драко это обсуждали? Тогда итальянка определенно должна знать, как сильно Малфой ненавидит маглорожденных волшебников. В школе слово «грязнокровка» было его любимым оскорблением в адрес Гермионы.
Но то, что сказала Элиса, заставляло задуматься. Что же она имела в виду, говоря, что теперь Драко точно знает – чистота крови не главное? Может Малфой рассказал ей о каком-то случае, который заставил его относится к маглам по-другому? С трудом верилось. Но, с другой стороны, он наверняка доверяет Элисе куда больше, чем всем своим прихвостням вместе взятым, а потому может многое ей рассказать. Интересно, как Малфой реабилитирует себя после таких слов своей девушки: начнет оправдываться или перейдет в нападение? А может, и вовсе со скандалом уйдет, сказав, что Элиса несет несусветную чушь? Это был бы просто идеальный вариант. Не видеть Малфоя, не слышать его ядовитых слов, спокойно наслаждаться праздником – не это ли хоть маленькое, но счастье? Гермиона еле заметно улыбнулась своим мыслям и с предвкушением, полным злорадства, стала ждать развития событий.
Но к ее разочарованию, Малфой повел себя совсем не так, как она думала. Он лишь шумно выдохнул, а через несколько секунд на его лице появилась одна из этих противных светских улыбочек, которыми он снисходительно одаривал тех, кого считал глупее себя.
- Конечно же, Эл, это не главное, - примирительно сказал он и небрежно откинулся на спинку стула. – Я всего лишь пытался проявить дружелюбие, хотя последствия оказались, как видишь, весьма плачевными.
Что, и все? Это все, что он смог ответить?! Гермиона была разочарована. Неужели он так просто согласился с Элисой? Девушка зорко вцепилась взглядом в Малфоя, строящего из себя святую невинность, и недовольно фыркнула. Очевидно, гаденыш просто не хочет спорить с итальянкой, а потому соглашается с ней, при этом оставаясь при своем мнении.
Хитрый ублюдок.
- О, Малфой, неужели ты знаешь, что такое дружелюбие? – презрительно бросил Рон, вырвав Гермиону из задумчивости. С того самого момента, как они сели за столик, было видно, что его не покидало дикое желание придушить слизеринца.
- Прекрати, Рон! - строго рявкнула Джинни. – Иначе…
Но договорить она уже не успела, так как внезапно зал озарился яркой вспышкой света и вновь погрузился в праздничный полумрак. Заиграла торжественная музыка, звук фанфар известил о том, что шоу начинается. Волшебники, находившиеся на танцполе, поспешно стали разбредаться по своим местам, а официанты суетились больше прежнего, помогая рассесться гостям. В конце концов, паркет перед сценой остался пустым, освещаемый лишь ярким блуждающим светом прожекторов. Но внезапно случилось то, что повергло всех присутствующих в недоумение: зал накрыла кромешная тьма, и стало так пугающе тихо, что некоторые волшебники испуганно засуетились. Гермиона старалась хоть что-то разглядеть, но глаза упорно не хотели привыкать к темноте. Она даже не могла видеть лица своих друзей, и лишь нащупав руку Рона, убедилась, что они по-прежнему здесь и никуда не делись.
- Что за херня?.. – послышался где-то справа от нее голос Малфоя, и впервые за долгое время она не почувствовала к нему раздражения. Просто в этот раз он озвучил ее собственные мысли, пусть, конечно, и не в столь корректной форме.
И тут Гермиона уловила странные нарастающие звуки. Было похоже, что кто-то отбивает ритм на неизвестном ей инструменте. На слух, это была смесь ударных и аккордеона. Звук становился все громче и громче. Музыкальные познания Гермионы не слишком широки, но она, кажется, поняла, чему именно присущ этот ритм.
- Черт возьми, да это же танго, - вслух озвучила ее догадки Джинни, и в этот момент к одинокой музыкальной партии присоединилось многоголосие множества музыкальных инструментов.