Лабиринт призраков

Мне не нравилось играть с другими девочками: моим коньком была стрельба по куклам из рогатки. Я предпочитала дружить с мальчиками, которых было легко заставить плясать под свою дудку. Правда, рано или поздно они догадывались, что я использовала их, и мне приходилось искать развлечений в одиночестве. Именно тогда я привыкла держаться особняком, устанавливая между собой и другими некоторую дистанцию. В этом я походила на свою мать, считавшую, что все люди в душе обречены на одиночество, особенно женщины. Моя мать отличалась меланхолическим складом характера, и я чувствовала себя стесненно с ней, вероятно потому, что она единственная из членов нашего семейства хоть немного понимала меня. Мама умерла, когда я была еще ребенком. Отец снова женился – на вдовушке из Вальядолида, которая всегда меня недолюбливала. Если мы оставались наедине, она называла меня маленькой шельмой.

Только после смерти мамы я осознала, как она мне нужна и как мне ее не хватает. Наверное, по этой причине я начала ходить в университетскую библиотеку, куда мама перед смертью оформила мне читательский билет, ничего не сказав отцу, считавшему, что мне полагается читать только катехизис и жития святых. Мачеха ненавидела книги. Вид книг выводил ее из себя, и она прятала их на дне шкафов, чтобы они не портили интерьер дома.

Визиты в библиотеку изменили мою жизнь. К катехизису я не прикасалась даже случайно, а единственным примером житийной литературы, какой я прочитала с удовольствием, было жизнеописание святой Терезы с ее интригующими мистическими экстазами, которые лично я связывала с сокровенным эротическим опытом, о чем я не осмеливаюсь говорить откровенно даже на этих страницах. В библиотеке я читала все, что мне разрешали, и особенно то, что не рекомендовали. Донья Лорена, ученая библиотекарша, заступавшая на дежурство по вечерам, обычно подбирала для меня книги. Она называла их “литературой, которую обязана прочитать каждая девушка, хотя, по мнению большинства, не должна этого делать”. Донья Лорена утверждала, будто уровень варварства общества измеряется шириной пропасти, проложенной между женщинами и образованием. “Никто не может испугать невежественного человека сильнее, чем женщина, умеющая читать, писать, думать и вдобавок показывать коленки”. Во время войны донью Лорену бросили в женскую тюрьму, и, по слухам, она повесилась в своей камере.