– Сильный характер. Одного не пойму: почему он подпись не ставил?
Ванзаров поблагодарил за вопрос.
– Знаете, в английском театре времен Шекспира был особый костюм невидимки?
– Что-то вроде черного плаща с капюшоном? – жуя, спросил Аполлон Григорьевич.
– Историкам это доподлинно неизвестно. Знают, что костюм невидимки был. Им пользовались, когда хотели показать, что находящимся на сцене персонажам тот, что в этом костюме, невидим. Только зрителям. Как он выглядел – сказать не могу. Так и здесь. Отсутствие подписи – лучшая подпись: я такой один. Меня знают все и не знает никто. Я волшебник. Я – Просперо…
– Родион Георгиевич, вы уверены, что все это происходило на самом деле?
– Трудно сказать, Аполлон Григорьевич, – ответил Ванзаров. – Ведь если подумать, то, что мы считаем установленным фактом, на самом деле лишь кажется таковым. Да и то сказать: то, что кажется тебе, не значит, что кажется именно тебе. Быть может, это кажется кому-то другому. Как, собственно, и ты сам… Все могло случиться совсем по-иному. Нам никогда не узнать истинного смысла потому, что смысла нет. А тот, что нам дан – никто не поручится, что он истинный. В этом нашем, одном из возможных миров нам что-то кажется правдой. А в другом, быть может, правдой кажется нечто другое. Например, в другом мире будет победа маленького бельгийца над преступником. В третьем – ротмистр Францевич блестяще распутал клубок. Где-то они пересекаются, а где-то летят в мироздании сами по себе. Нам не дано знать, в каком мире мы сейчас с вами, друг мой, куда занесла нас волшебная буря, где истина, и есть ли она вообще, или ее нет, или она слишком на виду, чтобы ее заметить. В общем, все сложно…
– Вы так полагаете?
– Простите, это была глупость… Забудьте… Водка здесь крепкая.
– Как же психологика?
– Она на что-то сгодится. В одном из возможных миров.
– Надеюсь, в нашем…
– Как знать… Как знать…
– Кстати, что подарили бельгийцу и Францевичу?
– Полную ерунду. Как я полагаю.
Лебедев не удержался и поднял рюмку за психологику. Ванзаров всем сердцем ответил «за криминалистику». Обед продолжался весело и не спеша.
До глубокой ночи.
…Если нам подниматься мысленным взглядом все выше, над гостиницей «Европейской», над заснеженной столицей империи, над самой дремлющей Россией, а потом еще выше, над Землей, уйти к самым звездам, в вечную пустоту космоса, чем покажется боль, желания, любовь и даже сама смерть пред безграничным величием этого мироздания? Мелкой пылью, да и то незаметой. А если время и пространство вовсе не одно, а их нескончаемый счет, и все они вертятся в механизме, который и вообразить нельзя, то все человеческие страдания и радости будут, в сущности, искрой, что проскакивает в трении колесиков механизма. И не более того. Какая там истина…
Вслух мыслей этих Ванзаров себе не позволил. Аполлон Григорьевич поднял бы на смех. Такая живая натура. И верит в торжество науки…
76
Дорогая Агата!
Перехожу к самым тяжким страницам моего дневника. Могу сказать, что после моей маленькой победы случилось нечто, чего я не мог ожидать. Вернувшись в номер пансиона, я нашел на столике разыскиваемую драгоценность. Сомнений не было – это была она. Я хотел выказать барышне уважение за ее мужество, но не успел. Она уже исчезла из санатория. Что мне оставалось? Дороги открыли, меня здесь ничто не сдерживало, и я вернулся в столицу России.
Мой номер в отеле меня ждал. Я написал записку, чтобы прибыла дама. И она прибыла. Врученная мною драгоценность была встречена ею с огромной радостью. Я нарочно переспросил три раза: та ли самая вещь? Она подтвердила, что именно та. И чрезвычайно довольна результатом. Мне была вручена вторая половина моего гонорара.
Я не стал разочаровывать несчастную: это была искусная подделка. Как она могла не видеть этого, для меня загадка. Но не будем ее разгадывать. У нас хватает и других.
Представьте себе, что я прибыл на полицейский бал как полагается. На входе меня остановил дежурный офицер. Посмотрев на мое приглашение, он заявил, что оно фальшивое. Я возмутился: что он себе позволяет? На что мне был предъявлен список гостей из многих стран, но фамилии вашего покорного слуги в нем не имелось. Я спросил: что же мне делать? Мне было сказано, что я могу провести праздничный вечер как мне будет угодно. Но в число гостей меня не пустят.
Представьте, дорогая Агата, что я испытал в эту минуту!
Кто мог так зло и глупо подшутить надо мной?
77
Ваше превосходительство!
Довожу до вас возмутительное обстоятельство. После изобличения преступника и его побега я обнаружил в своем номере разыскиваемую коробку. Она была полна тем, что вы сами знаете. Более не задерживаясь и решив не преследовать беглеца, я вернулся в Петербург. И по имевшемуся протоколу дал знать вашему представителю. Он явился немедленно. Осмотрев коробку, вручил мне вторую часть гонорара, но отказался компенсировать понесенные мною затраты. В ответ на такую дерзость я не стал раскрывать ему глаза, что брильянты – фальшивые. Однако не это привело меня в отчаяние.