Лабиринт простых сложностей

– Да. Один из них врал. Второй говорил правду. На него я сделал ставку. Руки выкручивать не пришлось. Он активно сотрудничал и отлично помнил тот день. Григорий им по конверту в карманы сунул за эту работу. И… – Андреев задрал левый указательный палец выше головы, – и он точно помнил, что Саша им не помогала, вопреки обыкновению. То есть она пришла сначала, с его слов. Повозилась немного. А после восьми укатила на байке. Но вернулась примерно через полтора часа. Точно до минуты он не помнит. Но вернулась она, когда уже начало темнеть.

– То есть алиби у нее нет. – Она повозила по подушке перебинтованной головой, поморщилась от боли, которая с каждым днем становилась все слабее, но все еще присутствовала. – А мы… Ты, поговорив с ней сразу после убийства, почти был уверен, что она непричастна. Мы упустили уйму времени, капитан, сосредоточив все внимание на Новиковой. У которой фактически не было мотива.

Лицо Андреева окаменело. Он насупленно смотрел на нее минуту, а потом мотнул головой со словами:

– Я бы не стал так категорично утверждать о полной непричастности Новиковой, Маргарита Сергеевна.

Она вопросительно глянула. Сил говорить, возражать, убеждать у нее просто не было.

– У нее был мотив для убийства – ревность.

– Это раз. – Хмельнова выпростала из-под тонкого одеяла руку. – А два?

– Два… У нее была возможность отравить Грабова.

– Это если Мария Илюхина не врет и не она избавилась от подельника. К тому же смерть Грабова переквалифицировали из убийства в несчастный случай. Передозировка синтетическим запрещенным веществом. Ты не знал? – она скосила на него насмешливый взгляд. – Знал… И если Новикова ему это вещество доставила по просьбе отца и самого Грабова, то это не убийство. А просто доставка наркотиков. И доказать это, капитан, мы не сможем. От слова «никогда»! Что с алиби у Крутовой и Новиковой на момент смерти Ангелины Баловневой?

– У Крутовой алиби нет. Спала, говорит.

– Ее жених что говорит?

– Он в тот день уезжал. Его не было в Москве. И подтвердить ее алиби он не может, как ни старался. Крутова спала.

– А Новикова?

– Новикова была дома с отцом. – Он криво усмехнулся, сделал пальцы рюмочкой, покрутил ими. – Тоже так себе история. Он мог ее выгораживать. Она могла его выгораживать. Семейное дело…

– Не так уж давно они стали семьей, капитан. Новикова до недавнего времени о его существовании не подозревала. Вряд ли будет его защищать.

Хмельнова попыталась подтянуться на локтях, чтобы лечь повыше. Но вдруг почувствовала, что сил на это просто нет. И разозлилась на собственную немочь. И тут же накричала на Андреева:

– Что ты прицепился к Новиковой? Мы уже однажды закрыли ее. Доказательная база была неопровержимой. Мы дело с тобой вели спустя рукава. Были уверены, что она виновата. И вдруг оказалось, что она не может убить правой рукой! А Баловнева тоже была убита правшой. И Харин ранен правшой. – Она тяжело подышала и воскликнула с горечью: – Вот при чем тут Новикова?!

– Товарищ подполковник, вам плохо? – переполошился Андреев, вскакивая с кресла и подбегая к ее больничной кровати. – Не волнуйтесь вы так, пожалуйста. Найду я убийцу!

– Это Крутова, капитан. Как ни крути – это Крутова. Вот какой у меня каламбур вышел.

Она улыбнулась ему одними губами и попросила позвать медсестру. Та сразу погнала Андреева из палаты и обещала нажаловаться доктору.

– Пора прекращать все визиты, – сурово смотрела она на Андреева. – Так она никогда не выздоровеет. Хотите, чтобы на ее восстановление ушли годы?

Из-за ее спины Хмельнова сделала ему знак позвонить ей. Тут же сунула телефон под подушку и послушно вытянула руку для укола. Она проспала до самого вечера. Очнулась, когда за плечо ее кто-то тронул.

Доктор. Стоял над ней, внимательно отсчитывая ее пульс – одна рука на ее запястье, вторая согнута в локте, часы почти у лица. В палате был полумрак.

– Вас сегодня разволновали? – уточнил он, усаживаясь на стул, который уже успел подтащить к ее кровати. – Ваш подчиненный – капитан Андреев. Я дал команду. Его больше к вам не пропустят.

– Капитан тут ни при чем, – поморщилась Хмельнова, осторожно вытягивая свою руку из его пальцев. – Во всем виновато дело, которое я поначалу сочла до тошноты банальным. И которое за эти три недели превратилось в огромный ком, который все продолжает с горы катиться.

– Расскажете? – он вытянул ноги, скрестив в щиколотках, под ее кровать, сунул руки под мышки. – Мне все равно спешить некуда. Я сегодня по отделению дежурный. До утра времени вагон. Готов вас слушать. Так что – расскажете о вашем диком деле, превратившемся в огромный ком, который вот и вас сумел подмять?

Рита на мгновение прикрыла глаза. Поняла, что в голове не пульсирует от боли. Спать она не хочет. А визитов на сегодня больше не будет. Сын на работе. Андреева запретили впускать.

– Хорошо. Я расскажу. А вы слушайте. Может быть…

– Что? – поторопил он ее, неожиданно задумавшуюся.