Лабиринт снов (СИ)

Разрешения мне не требовалось, но общение между нами пока что натянуто, и я проявила элементарную вежливость как гостья в его квартире. Двухкомнатная в «сталинке» досталась ему после переезда родителей в загородный, двухэтажный и собственноручно выстроенный на гордость хозяевам дом. Квартира поистине шикарная, с высокими потолками и хорошей площадью. Здесь одна кухня как наша с Леркой общая комната. Меблировка в советском стиле, Антон ничего не менял кроме техники, добротная ухоженная мебель оставалась в неприкосновенности. Я бы тоже не решилась выкинуть такие вещи, они создавали эдакий коммунистический колорит.

Антон подпёр плечом косяк в ванной комнате, где я чистила зубы. Учитывая участившиеся за последнюю неделю приступы гастрита, я забросила в сумочку зубную щетку.

— Давно так? — спросил он, когда я закончила.

— С некоторых пор, — нехотя, под его свинцово тяжелым взглядом ответила я. — Неделю. Не надо читать нотации, наслушалась, схожу к гастроэнтерологу в понедельник.

Парень скептически хмыкнул, о нашей совместной привычке откладывать нужные, но неприятные дела на понедельник ходили легенды. Для всех — понедельник начало рабочей недели, для нас понедельник — выходной.

Пакеты разобраны, я плюхнула овощи в раковину и принялась мыть. Антошка достал из пакета курицу, поставил разогреваться.

— Ты рад, что дома? — тихо спросила я, не сильно надеясь на ответ.

— Я рад, что не в больнице, — последовала реплика, — хирурги допарили: всю физию исполосовали.

Представляю. Мне досталось меньше, чем ему. Сотрясение, синяки, несколько трещин в костях. Антошке пришлось хуже: кроме травмы черепа, лицо первоначально напоминало Содом с правой стороны и Гоморру с левой. Правую сторону лица хирурги подлатали, и швы сошли довольно скоро. На левой стороне перерезало лицевой нерв, и даром что не заживало, надежды на правильное срастание тканей были очень и очень спорны.

По поводу внешности Антон не комплексовал. Но изменения в характере разили. Мой друг не носился больше по коридорам аки отрок-лицеист, никого не разыгрывал, за девчонками не увивался. Коллектив испугался, что на его поведение так повлияла травма головы. А я не волновалась, ведь основная причина мне известна.

По поводу внешности Антон не комплексовал. Но изменения в характере разили. Мой друг не носился больше по коридорам аки отрок-лицеист, никого не разыгрывал, за девчонками не увивался. Коллектив испугался, что на его поведение так повлияла травма головы. А я не волновалась, ведь основная причина мне известна.

Мы оба не те, что раньше, наши ценности поменяли приоритеты. Женщины подождут, если он до них снизойдёт, но о сцене временно пришлось забыть. Его не выгоняли, нет. Антошка талантлив от Бога. Зарывать такой талант в землю — преступление. Нашего бывшего ловеласа временно перевели консультантом-преподавателем по актёрскому мастерству и постановкам. Возможно, наши мечты сбудутся, и со временем мы зарегистрируем своё дело, закончим образование, он сможет вложить все силы в творчество. Сегодня мой друг с заклеенной слева щекой и челюстью безмолвно открывал у себя на кухне бутылку шампанского. Ею мы хотели отметить возвращение домой. Разумеется, ни у одного из нас праздника на душе не ощущалось. Оба потерпели поражение, каждый по-своему.

— Антон, хватит дуться! — не вытерпела я. — Ты, между прочим, тоже не рассказал мне про «Стезю мертвецов», — я докрошила салат и откупоривала банку с оливками.

— Нечего рассказывать, паршиво я помер, — Антон аккуратно убрал пробку, принялся разливать игристое вино.

Я приняла бокал. Микроволновка запищала, оповещая, что купленная курица-гриль разогрелась. Мы чокнулись.

— С возвращением, — безрадостно произнёс друг.

— С возвращением, — согласилась я. — Фу! Суррогат какой-то! В жизни такого кислого шампанского не пила. Отвыкла, — я поставила практически нетронутый бокал на стол.

Антон допил полностью. Опять эта невыносимая тишина. Звенит в ушах, затапливая тоской. Парень угрюмо ссутулил спину над столом:

— Начинай исповедь, — предложил он, разделывая тушку на кусочки, не разворачиваясь ко мне.

— А смысл? Ты был прав, наломала я дров, целую поленницу.

— О коте Шрёдингера слышала? Мы как тот кот в ящике с ядом. Одновременно и живы и мертвы.

— Казанцев, ты, вроде, гуманитарий, — напоминаю я.

— Все мы в группе гуманитарии, кроме тебя. Все хотели поступать в «Щуку» — там типа, посвободней. Обзавестись семьей, заниматься делом, которое нравится, жить как все… Не получится как все! Не выйдет, понимаешь? Разве ты не видишь, что мы другие? Люди вокруг нас другие.

— Нет, люди те же, мы по-другому на них смотрим, — я взяла бокал, повертела в руке, не решаясь попробовать шампанское во второй раз.

Испытывающее безмолвие. Антон готов ждать до скончания века. Я сдаюсь и начинаю говорить. Тихо, печально. Антон, выслушивая мою повесть, самозабвенно уплетал курчонка с салатом. Я вяло ковыряла овощи.