Лабиринт судьбы

Тем временем непогода на улице не на шутку разгулялась. Ветер жалобно поскуливал, словно просил впустить его погреться. Но никто его не слушал, и тогда в бессильной злобе он набрасывался на все, что попадалось на пути. Гнулись от его порывов верхушки вековых елей. Привязанные возле берега лодки подскакивали на волнах. На землю сыпалась с неба колючая белая крупа. Наступало время долгой северной зимы…

А в монастырской трапезной было тепло и уютно. От еды и горячего чая Сашку совсем разморило. Глаза его сами собой стали закрываться, и он, склонив голову на плечо сидящего рядом Александра Ивановича, заснул.

Осторожно, стараясь не разбудить ребенка, Александр Иванович перенес его на лавку и заботливо укрыл своей курткой…

…Прошло два месяца.

Подходил к концу Рождественский пост, монастырь готовился встретить светлый праздник Рождества Христова.

Теперь, когда все вокруг до самой весны было спрятано под толстым слоя снега, жизнь монахов была сосредоточена за высокими стенами монастыря. Редко когда можно было встретить кого-нибудь выходящим из высоких монастырских ворот. Шла спокойная, размеренная жизнь за чтением духовных книг, молитвами… Один день незаметно сменялся другим.

Зимой работы было меньше, и Александр Иванович очень обрадовался, когда ему поручили помочь разобрать книги в монастырской библиотеке. Часть из них, находясь в неотапливаемом помещении, отсырела и кое-где пошла плесенью. Эти книги в первую очередь нужно было просушить, некоторые подклеить, а уж потом ставить на полки.

Как-то раз, спеша после службы в библиотеку, Александр Иванович увидел сидящего на скамье в коридоре молодого монаха. В руках у него был кусок картона, и он озабоченно водил по нему карандашом. Заинтересовавшись, Александр Иванович подошел ближе.

— Неправильно, — сказал он, постояв возле несколько минут.

Монах поднял глаза и удивленно посмотрел на Шубина.

— Вот здесь, — начал объяснять тот, — у вас неправильно показана тень. Если свет падает отсюда, то тень должна быть немного смещена влево.

Александр Иванович дал еще несколько советов. Увлекшись, он взял карандаш и стал наглядно показывать то, что он объяснял на словах. Рука его двигалась уверенно, линии получались прямыми и четкими. Монах внимательно следил за всем, что происходило, и если задавал какой-нибудь вопрос, то сразу же получал на него исчерпывающий ответ.

Внезапно Шубин остановился, удивившись самому себе. Но страх перед рисованием, который вот уже столько времени жил у него внутри, куда-то исчез. Видя, что Александр Иванович замолчал, монах решил, что тому больше нечего добавить. Поблагодарив за учение, монах встал, поклонился и, взяв с собой рисунок, ушел. А потрясенный Александр Иванович все еще крепко держал в руке карандаш, не в силах сдвинуться с места…

Во время вечерней службы он горячо молился. Это была совершенно особенная молитва, идущая из самой глубины сердца и вызвавшая поток горячих, очищающих душу слез.

Выйдя из храма во двор, Александр Иванович пошел по протоптанной дорожке прямо к воротам. Ветер обдувал его разгоряченное лицо, трепал полы расстегнутой куртки. Не обращая на это внимания, Александр Иванович быстро шел вперед.

Высоко над ним, в черной пустоте неба светились холодным блеском звезды. Тропинка то шла ровно, то поднималась в гору.

Александр Иванович почувствовал, как его тело вдруг стало легким, почти невесомым. Казалось, стоит только чуть оттолкнуться и тогда он, подхваченный ветром, а быть может, и сам ставший ветром, полетит над этой древней, заснеженной землей…

Тропинка кончилась. Дальше ровным полотном лежало снежное поле. Остановившись, Шубин оглянулся. На фоне блестящего, отливающего синевой снега темнели очертания монастыря.

Северный ветер обжигал лицо, а он все стоял, глядя на высокие древние стены и повторяя: «Спасибо, Господи, что не оставил, обратил пречистый взор свой на неразумного раба своего!..»

Глава 28

Весна в этом году была ранняя. От дружного таяния снегов дороги быстро размылись и пройти по ним можно было с большим трудом.

Серое небо, голая земля, кое-где покрытая пятнами жухлой травы, — все это представляло собой довольно унылое зрелище. Моросящий дождь дополнял картину. Казалось, что это и не весна вовсе, а самая настоящая поздняя осень. Да и плывущие низко тучи словно грозились засыпать все вокруг снегом.

Стоял конец марта. О Сашкином дне рождения Александр Иванович узнал за два дня и теперь ломал голову, чего бы подарить мальчику. Единственной приличной вещью в его гардеробе был когда-то теплый, еще ни разу не надеванный шерстяной шарф, но уже подаренный тому же Сашке на Новый год. Других подарков у художника не было. Впрочем, неожиданно у него появилась идея…

После службы он взял карандаш, несколько чистых листов бумаги и, уединившись в монастырской библиотеке, принялся за работу.