Лабиринты

Тогда медсестра Люба открыла ей путь из больницы, а теперь она ее впускает. Личный Вергилий, не иначе.

- Простите, я... Много говорю, - женщина замолчала.

- Всё в порядке. Я понимаю, и помню. Прекрасно помню. Я вас сразу узнала. По глазам. Очень необычный цвет, - Ксения коснулась плеча Любы. - Идемте.

- Да, конечно. Только наденьте халат и бахилы. Я могу оставить вас в палате на полчаса. Там есть стул. Просто посидите рядом с сыном.

- Спасибо.

- С ним всё хорошо будет. Леонид Николаевич - врач опытный, бывший военный хирург. Много чего повидал. Только вам все равно, правда? Сами увидеть хотите.

- Опыт работы с родственниками? - спросила Ксения, пока они шли к дверям, ведущим в реанимационное отделение.

- Нет. У меня два сына. Старший в нашем отделении лежал после аварии. Так уж случилось. Леонид Николаевич запретил меня пускать, чтобы лишний раз его не трогала. Девочки все равно меня провели. Я всю ночь его за руку держала.

- Сочувствую, - проронила Ксения, удивляясь, как разные люди могут испытывать одни чувства и находиться в схожих ситуациях.

Тем временем Люба коснулась замка магнитной картой. Раздался краткий писк электронного устройства, загорелась красная лампочка-индикатор. Медсестра открыла дверь, пропуская свою спутницу вперед. Очередной коридор, но не такой длинный и безликий. Стерильная чистота. Недавно отремонтированные полы и стены. Даже запах более нейтральный, без вездесущей хлорки.

- Вторая палата. Одиночная.

Ксения вошла в помещение. Тусклый свет под потолком. Жалюзи на окне оказались закрытыми. С улицы не проникало ни звука благодаря современному стеклопакету. Узкая кровать по центру палаты, где лежал молодой человек. Обнаженная грудь, прикрыта простыней неопределенного бурого цвета. Повязка на голове. Никаких аппаратов искусственного дыхания, пищащих кардиографов, ничего, что рисовало неуемное воображение.

Сердце подскочило в груди, забарабанило изо всех сил. Захотелось зажмуриться, досчитать до пяти, раскрыть глаза дабы убедиться - морок развеялся. Это не сын! Ксения подавила всхлип, рвущийся на волю.

- Вадик, - на грани слуха выдохнула женщина, быстро подошла к кровати.

Сын дышал. Размеренно поднималась грудная клетка. На лице пара ссадин. Он не выглядел изможденным, осунувшимся. Тот же неугомонный мальчишка, получивший небольшие повреждения на красивом и задорном лице. Скоро он проснется, откроет глаза цвета моря. Такие же, как у деда...