Лабиринты

Ребята уже все были в сборе. Помимо Микки в «Бэнд ов лайверс» входило еще четыре музыканта: девушка по имени Кейт (вокалистка) – двадцативосьмилетняя анорексичная блондинка с розовыми прядями в пушистом хвосте, пирсингом в носу и правой брови и многочисленными татуировками, постоянно одетая в причудливые гольфы, перчатки, растянутые майки с черепами и драные джинсовые шорты или мини юбки; гитарист Тео – двадцать шесть лет, худощавый блондин, вертлявый и суетливый в движениях, но мастер гитарного соло. Его подростковая фигурка смотрелась порой нелепо, когда он держал в руках гитару – внушительных размеров электрический инструмент, но стоило ему настроиться на нужный лад, как его мастерская игра покоряла фанатов с первых аккордов – то, что он выделывал с гитарой на сцене напоминало больше бурную ночь с любимой женщиной. Джонни, бас-гитарист, был в команде самым взрослым – ему было тридцать пять. Высокий, суровый, с аккуратно выбритой испаньолкой, которая делала его подбородок еще более квадратным и внушительным, он был настоящим гигантом. Шутливая ласковая кличка «Джонни» закрепилась за ним, когда он стал носить исключительно кожаные косухи и жилетки, дополненные тремя – четырьмя килограммами металлических клепок. Рамос – клавишник, двадцать восемь лет. Привлекательный, но, несмотря на это, романтик и однолюб. Светлые волосы, собранные в хвостик, орлиный гордый профиль, мрачные татуировки, нарочитая свобода стиля, небрежная сексуальность его образа, созданная пиджаками на голое тело, сделала его лицом группы для женской половины фанатов. Также Рамос писал стихи, в чем ему помогала Кейт. Между ними сложились прочные приятельские отношения, но если им случалось работать над текстами вместе, то волей-неволей закрадывались подозрения на счет их чисто приятельских отношений.

Микки пожал ребятам руки в два касания – ладони и локтя, нежно, по-братски стиснул Кейт и разразился соло на своей барабанной установке, под конец выступления сильно двинув по «бочке» и пошипев крэшем. Драмкит был хороший – акустическая установка с электронными компонентами, с которой можно было и репетировать, и записывать музыку, и выступать на концертах.

– Начало слащавенькое, а так – очень даже неплохо! – Похвалил импровизацию Тео и протянул Микки нотный лист. – Давай с ритмом определимся.

Лист был исписан нотными значками и кое-где словами. Микки попытался вчитаться в текст, но разобрать каракули Рамоса не смог.

– Озвучь, – он протянул листок Кейт.

Кейт взяла листок и начала тихо напевать, попутно комментируя написанное:

– Песня про бродягу, про то, что некоторые живут как беспризорники. Только это метафора, понимаешь? Я пришел в этот мир, вместе с круглой луной, – она задумалась и посмотрела на Рамоса, потом сказала ему:

– Мне не очень нравится следующая строчка, рифма хорошая, но смысл, может быть, не понятен?

– Читай как есть, Кейт, – попросил ее Микки.

– Хорошо. Я ведь шут, и весь пир хохотал надо мной. Тара-ра-ра, здесь небольшой музыкальный проигрыш, пожалуй, даже соло гитары. Мне достаточно крох, крох с чужого стола. Дальше громче, вступают барабаны. Я счастливым быть мог, да Судьба не дала. Следующая часть должна быть припевом, но мы с Рамосом еще подкорректируем. Руку я протянул, что подали, то взял: здесь немножко любви, там сочувственный взгляд. Громче: здесь немножко любви, там сочувственный взгляд. Я живу, ты смотри, как я пью этот яд. Опять соло, потом музыкальный проигрыш. Но мелодию можно поменять.

– Давайте попробуем, запишем несколько вариантов, потом определимся, – предложил Микки.

– Давайте, тональности разные. Только смысл песни поменяется от мелодии, – заметил Рамос.

– Кейт, микрофон настроил.

– Спасибо, Тео.

* * *

Репетиция затянулась. Несколько часов без перерыва они искали нужный ритм к словам, немного поспорили о манере исполнения, вступительной мелодии, разбивке на куплеты и подпевки. Обедали в студии – заказали китайскую лапшу из ближайшего ресторанчика. В результате более-менее определились, но отрепетировать хотя бы основную часть не получилось – у Кейт то и дело вырывались фальшивые ноты, гитары не понимали друг друга, а барабаны звучали то слишком слабо и неуверенно, то чересчур агрессивно.