Лабиринты алхимии

«Запланированный Ван Гельмонтом месяц пребывания в Англии превратился в восемь долгих лет, в течение которых он гостил у Анны Конвэй в замке Рагли. Безуспешно леча ее ужасные мигрени, он в то же время получил стимул для своего дальнейшего интеллектуального развития. Генри Мор, к тому времени истощенный уже продолжительное время, экспериментируя с Ван Гельмонтом в алхимической лаборатории, восстановился и стал обсуждать с ним еврейские и каббалистические тексты. В конце концов, оба – и А. Конвэй, и Ван Гельмонт перешли в квакеризм – Ван Гельмонт весной 1676-го, а леди Конвэй в 1677 году.

Здесь же, в Англии, Ван Гельмонт сотрудничал с Джоржем Кейтом и Анной Конвэй в работе над трактатом „Две сотни вопросов, касающихся Учения революции человеческого духа“, опубликованным в 1684 году»[183].

В марте 1696 г. бодрый и полный сил в свои восемьдесят два года, Ван Гельмонт приехал в Ганновер, где встретился с Лейбницем, посещал Софию, правительницу Брауншвейга, и работал в Ганноверской библиотеке. Впервые Лейбниц познакомился с философией Ван Гельмонта в 1671 г., во время его первого посещения Ганновера, а в 1694 г. он подробно обсуждал ее положения в переписке с Софией, которая посылала ему сочинения Ван Гельмонта. В Ганновере он оставался несколько месяцев, встречаясь с Лейбницем по утрам в покоях принцессы. Согласно Лейбницу, в качестве ученика он постоянно перебивал объяснения, требуя в изложении материала большей ясности. В свою очередь, Ван Гельмонт посвятил Лейбница в историю «экстраординарной женщины», виконтессы Конвэй и в подробности своих отношений с Генри Мором и Джоном Локком. Благодаря Ван Гельмонту Лейбниц изучил метафизику А. Конвэй и ее штудии Платона, Плотина и каббалистических сочинений.

Ван Гельмонт умер в 1699 г. в Кельне. Его смерть и похороны были отмечены Лейбницем как прошедшие без «фанфар и колоколов». Впоследствии Лейбниц с похвалой и одобрением отзывался о Ф.М. Ван Гельмонте, хотя – порой как о сбивающем с толку донкихоте. В «Новых эссе», начатых в 1697 г., он ссылался на Анну Конвэй и Ван Гельмонта как на тех, кто объяснил положения витализма лучше, чем их ренессансные предшественники. «Теперь, – писал Лейбниц, – необходимо рационально объяснить тех, кто имел жизнь временную, но понимание многих вещей: это Кардан, Кампанелла и лучшие, чем они – покойная виконтесса Конвэй и наш друг и платоник, покойный Ф.М. Ван Гельмонт (порой и сердитый, и ершистый), с сомнительными парадоксами, и его друг, покойный Г. Мор»[184].

Описывая Ван Гельмонта в эссе 1711 г., Лейбниц подчеркивал: «Я убежден, что покойный Ван Гельмонт-младший был эталоном. Будучи узником инквизиции в Риме, он, сидя в одиночной камере, догадался проверить функции органов произнесения букв, чем они характеризуются, как буквы постигаются и формируются. Я знал об этом … недостаточно и должен отдать ему справедливость, сказав, что поведение его было безупречно, действия его были полны милосердия и бескорыстия. За исключением некоторых химер, оставшихся у него от впечатлений юности, наподобие наследственных болезней, он был превосходным человеком, беседы с которым были весьма содержательны для каждого, кто мог получить от них пользу. Его труды открывают в нем те стороны, которые в наименьшей степени достойны похвалы»[185].

Из этой краткой биографии можно сделать вывод, что «157 Алхимических Канонов» были написаны (или переработаны) Ф.М. Ван Гельмонтом во время его пребывания в Англии, и их перевод на английский язык мог быть сделан самим автором или, во всяком случае, с его ведома. Это явилось первой причиной выбора для исследования именно этого сочинения как прижизненного, возможно, авторского или авторизованного перевода алхимического трактата на английский язык.

Во-вторых, сжатое изложение Канонов облегчает работу над их смысловыми единицами по сравнению с текстами других алхимических трактатов, где изложение также традиционно перепутано, а вычленение отдельных смысловых единиц затруднено из-за больших массивов текста. В «157 Алхимических Канонах» – напротив: одно или несколько предложений, заключенных в один Канон, соотносятся с одним смысловым посылом, который иногда перетекает в следующий Канон, дает при расшифровке возможность более глубокого проникновения в смысл высказывания. В-третьих, короткие пронумерованные высказывания облегчают составление логической цепочки последовательности смыслов. В-четвертых, обращение за разъяснениями для отдельных высказываний к другим алхимическим трактатам по старой алхимической максиме: «liber aperit librum (книга открывает (то есть поясняет) книгу – лат.)»[186] дает больше уверенности в справедливости тождества постигаемых смыслов.