Лабиринты чувств

Он обернулся на хозяина — и перепугался. Ни кровинки не было у того в лице, а крепко сжатые губы посинели. Остановившимся, стеклянным взглядом уперся Квентин в этот плоский животик, который оператор со смаком показывал крупным планом. Пупок турчанки фривольно вращался вслед за соблазнительным движением бедер.

Квентину казалось, что жизнь уходит из него с каждым движением танцовщицы.

Джулия предала его там, в России, она изменила ему с другим мужчиной. Но этого ей оказалось мало! Она решила демонстрировать себя всем, всему залу, всему миру!

Вместо рук и взгляда одного Квентина ее ласкают сейчас миллионы мужских взглядов с расширенными зрачками, по существу, она отдается всем сразу!

Эти плечи, ничем не прикрытые. Они — для всех.

И эти длинные ноги, с такими знакомыми, такими нежными углублениями, которые Квентин любил пощекотать и в ответ услышать тихий, глубинный смех… Сколько мужчин, дрожащих от вожделения, теперь считают их своими…

И только глаза у нее чужие, другие, не Юлины. Как изменились ее глаза! Не случайно русские говорят, что это — зеркало души. А душа замутнена у этого бесстыжего существа женского пола… Как жестоко он ошибся, однако, полюбив это исчадие ада…

Квентин, забыв о присутствии управляющего, застонал.

«Господи, как же я раньше не догадался! — осенило Флинта. — Хозяин молод, ему просто нужна женщина! Вот какие программы он смотрит втихомолку, оказывается! Нормальная мужская тяга к эротике. А я-то, идиот, вместо здорового женского тела подсовывал ему священника!»

— Сэр!

Вместо обычного вежливого «Сэм?» он услышал в ответ звериный рык:

— Катись ко всем чертям, скотина! — И дальше последовало еще какое-то слово, непонятное, не английское. — Блин!

Джефферсон, кажется, обезумел.

Он вскочил на постели и, как волосинку оборвав трос с грузом, державшим его больную ногу, швырнул тяжелую медицинскую гирю прямо в экран телевизора.

Раздался звон, в приемнике заискрило, и турецкая танцовщица исчезла.

Квентин на здоровой ноге поскакал к выходу, оттолкнув своего управляющего.

— Куда вы, сэр? Вернитесь, вам предписано лежать!.. Погодите, я с вами, сэр!

Джефферсон обернулся, и выражение его лица на миг стало осмысленным:

— Вам со мной нельзя, Саммюэль. Вы женаты. А я отправляюсь к продажным женщинам! Их будет много, самых бесстыжих, самых испорченных дряней! Чем хуже — тем лучше!

И снова Флинт был забыт.

«Я оказался прав, — в панике подумал верный управляющей, — но от этого не легче. Сейчас хозяин способен натворить что-нибудь, попасть в беду… да и вообще… его переломы…»

Не найдя иного решения, он бросился вслед за Квентином по белоснежным коридорам дорогой частной клиники, истошно крича:

— Помогите! Помогите!

За ним уже семенил табунок сестер милосердия в крахмальных капорах, выскакивали из кабинетов врачи…

Но никто из них не мог угнаться за одноногим калекой с закованной в корсет шеей. Судя по всему, Господь лишил этого богатого пациента разума. А говорят, что безумцы часто обладают нечеловеческой силой и прытью…

Помощь явилась неожиданно.

Квентин уже допрыгал до выхода из клиники, но в двери в это время входила группа посетителей, и ему пришлось притормозить.

Прибывшие были одеты просто, почти по-деревенски, и смотрелись нелепо на фоне сверкающей стеклом и алюминием отделки больничного фасада.

Странность подчеркивалась еще и тем, что за их спинами, на обочине авеню, вместо автомобиля был припаркован… фургон без мотора, в передок которого оказалось впряжено нелепое разноцветное животное. Не то мустанг, не то зебра, не то лошадь Пржевальского: голова белая, корпус вороной, ноги пегие.

От группы отделился дряхлый морщинистый старик. Он приподнялся на цыпочки, чтобы положить сухую руку Квентину на плечо:

— Я вижу, ты пошел на поправку, сынок? Правильно, молодец. Джефферсоны не из тех, кто долго валяется в постели. Вот и наш Джонни уже как огурчик.

При этом Квентину по-братски подмигнул парнишка лет двадцати. А женщина средних лет подошла с недовольным видом:

— Я же говорила, надо было до выздоровления остаться дома. Знаю я эти городские лечебницы!

Она обличающе посмотрела на докторов:

— Постыдились бы! Видите — пациенты от вас прямо в гипсе сбегают! — И она опять обратила все свое материнское внимание на Квентина. — Сразу видно: тебя тут плохо кормят. Исхудал, мальчик мой. Но ничего, я это предвидела. Доченьки, выгружайте!

И улыбчивые краснощекие девушки начали вытаскивать из фургона корзинки и свертки, стеклянные бутыли и глиняные горшочки.

Старик строго спросил Квентина:

— Куда это ты, сынок, направлялся? А ну признавайся’ — Он-то сразу понял, что не от негодных медиков бежал больной.

И миллионер, владелец одной из крупнейших промышленных концессий Соединенных Штатов, по-мальчишески залился краской и виновато опустил голову:

— Бес попутал.

Матушка всплеснула руками:

К дешевкам надумал идти! — Материнское сердце всегда чувствует неладное. — Да там же… там разврат, там всякую заразу можно подцепить! Какой ужас, вот и отпускай детей из дома! Как не стыдно, такой большой мальчик…