Лабиринты лжи

— Ты меня возненавидишь еще сильнее, — продолжал он, мысленно спрашивая себя, зачем он мучается сам и мучает ее.

Она качнула головой, и ее волосы у него на груди шелохнулись.

— Нет. Я не могу ненавидеть тебя, Бен. Как бы я ни старалась.

Ее губы дрогнули, целуя его плечо, вновь наполняя его болезненным напряжением, которое никогда надолго не покидало его.

У него был выбор: он мог остаться в постели и заниматься с ней любовью, пока они оба не насытятся сполна. Он мог встать и положить конец их связи, в которую впутался по глупости. Залечивать раны было уже слишком поздно. Ему нужно было избавиться от нее, физически и эмоционально. Если она останется, будет только хуже.

Но сначала он последний раз поддастся искушению. Не важно, что им больнее будет расстаться, что это продлит агонию. Прижав к себе ее хрупкое тело, он потянулся губами к ее губам. Поцелуй был долгий, изматывающий. Он сокрушил последние преграды между ними и привел его в состояние дикого возбуждения.

Она обиженно вскрикнула, когда он отстранился. Но он, не оборачиваясь, пошел в ванную. Он знал, что оглянись он сейчас — и расставание станет невозможным. Навсегда.

Рейчел грустно посмотрела ему вслед, чувствуя себя покинутой.

«Придется привыкать», — сказала она себе. Как бы она ни любила Бена, у них нет будущего. Прошлое, кровные узы — все это было сильнее того, что их связывало. Он не пожертвует сестрой ради нее, а она не откажется от брата. Их отношения зашли в тупик. Ничего, кроме боли, не ожидало их.

Льняной костюм был испорчен безвозвратно. В любом случае было бы немыслимо надевать его снова. Подобрав его с пола, где костюм лежал мокрой кучей, она сунула его в корзину для мусора и босиком пошлепала в гостиную. Из ванной доносился шум воды — Бен отгораживался от нее. Манил залитый солнцем океан. Она без раздумий последовала его зову. Она вышла на пляж в чем была и с разбегу нырнула, приветствуя и любовно обнимая холодные соленые волны.

Упругая морская вода придавала чувство свободы. Все страхи ее исчезли. Она перестала бояться медуз, акул и мириад других существ, снующих в сине-зеленой глубине и готовых, как ей раньше казалось, в любую секунду атаковать ее. Она погружалась, выныривала, снова ныряла, слившись воедино с океаном — наяда в своей морской стихии, — наполняя рот, глаза и сердце водой, из которой произошло все живое. Наплававшись до изнеможения, она медленно побрела на берег.

Бен ждал ее на крыльце в выцветших джинсах и джинсовой рубашке. Она вышла из моря с беззастенчивой грацией, откинула назад мокрую гриву волос и направилась к нему. В ее наготе не было сексуальности, было только чистое здоровое тело и свободные движения. Он никогда не хотел ее сильнее.

Когда она подошла, он приветствовал ее слабой улыбкой.

— Ты хочешь принять душ перед отъездом?

Она выслушала вопрос не дрогнув. Она не хуже его знала, что ей нужно уезжать, и как можно скорее.

— Я хочу привезти в Сан-Франциско частичку Гавайев на своей коже. — На миг ей стало жаль, что она смыла с себя все его следы и запахи, — она бы предпочла, захватить в Сан-Франциско именно частицу его. А она отдала это все океану. Хотя, наверное, правильно, что отдала.

— Одевайся, а я приготовлю нам перекусить.

Он не коснулся ее — стискивая кулаки от усилий. Лишь годы тренировки позволяли ему скрывать свои чувства и сохранять на лице невозмутимость.

Она поняла. В ее глазах зажглась грустная улыбка.

— Хорошо. Может быть, если я потороплюсь, мы успеем на самолет, который вылетает в два.

— Лучше в три, чтобы не торопиться.

«Или в четыре, — мысленно прибавил он. — Или завтра. Днем раньше, днем позже — какая разница? Не валяй дурака, О'Хэнлон. Отпусти ее».

Ленч в исполнении Бена был не лучше того ужина, который он приготовил в первый вечер. Черствый хлеб, водянистый тунец и вялые картофельные чипсы не вызывали ни малейшего аппетита. Они почти не притронулись к еде.

Она сидела на высоком стуле на кухне, свесив длинные ноги. Оба имевшихся у нее платья порвались и пришли в негодность. Оставались шорты и длинная туника. Когда она приземлится в Калифорнии, будет холодно, но ей было все равно.

— Попрощайся за меня с дядей Харрисом, ладно? — попросила она, кладя на тарелку нетронутый сандвич.

Он кивнул и потянулся было за сигаретой, но его рука замерла над пачкой и затем медленно отодвинулась.

— Так и быть, попрощаюсь.

— Ты расскажешь ему, кто ты? — с любопытством спросила она. — Он ведь и не догадывается, бедняжка.

— Он уверен, что я мелкий мошенник по имени Джек Аддамс, которого интересуют только деньги. Нет, я не собираюсь рассказывать ему правду, чтобы он мне не помешал. — Взгляд в его глазах опровергал прямолинейную честность его слов. — Я не откажусь от своих намерений, Рейчел. — Он мысленно укорил себя за это напоминание. Хотя, может быть, он напоминал только себе.

— Это все совершенно не важно, — сказала она, откидываясь к стене и поджимая ноги. — Эммет умер.

— На самом деле ты так не думаешь.