Дальнейшие события я помню отрывками. Я была в таком состоянии, что почти не понимала, что делаю. Мой мир, моя любовь и моё будущее в один миг разлетелись на куски, и сознание принять это не желало. Получив от меня несколько ударов, мистер Ф. сначала принялся всё отрицать, мол, это случайность, а я всё не так поняла. Но затем заявил, что рад моему появлению, ведь всё равно хотел со мной порвать. Неодобрение моей кандидатуры его родными, моя плохая наследственность, о которой я поведала ему, будучи уверенной, что у будущих мужа и жены не должно быть друг от друга тайн, – мистер Ф. задействовал все аргументы. Он бил по самым больным местам моей души, и я, не выдержав, умчалась прочь. Униженная и раздавленная, я с большим трудом смогла дойти до дома. Мне было трудно дышать, меня тошнило, а голова кружилась так, что я несколько раз упала. Спрятавшись в своей комнате, я залилась слезами, проклиная судьбу, однако это был далеко не конец. Через пару часов после моего возвращения к нам заявился неожиданный гость – брат мистера Ф. Я не знаю, что именно он рассказал моей родне. Мистер Ф. знал, что моя бабка набожная и фанатичная. Наверное, посылая к ней брата, он рассчитывал, что меня запрут дома и я перестану ему досаждать. Вот только, спеша от меня избавиться, перестарался. И как только за гостем закрылась дверь, бабка силой вытащила меня из комнаты и принялась избивать. Она кричала и сыпала такими проклятиями, что я не выдержала и впервые в жизни дала ей сдачу. Вот тогда-то ненависть этой женщины ко мне, наконец, вышла наружу целиком. Визжа, что я ничтожество, которое испортило ей жизнь, бабка скрутила меня, схватила ножницы и принялась кромсать мои волосы. Она выглядела такой обезумевшей, что какое-то время я не смела пошевелиться. Когда же на мою защиту встал дед, который, кажется, вообще никогда не замечал моего существования, от моих волос уже мало что осталось. Ну а затем меня просто выставили из дома и велели никогда больше не возвращаться. «Раз ты настолько взрослая, чтобы спать с мужиками, то проживёшь самостоятельно. Через несколько дней тебе восемнадцать, и слава богу, что я больше не должна тебя терпеть», – заявила бабка, швыряя в меня паспорт и захлопывая передо мной дверь. Это был наш последний разговор.
Избитая, в синяках и ссадинах, в грязном платье, с остриженной головой, на которой осталось всего несколько лохматых клочков волос, я стояла за воротами дома, не понимая, что мне делать и куда идти. В этом мире у меня не было никого. На секунду у меня промелькнула мысль попросить помощи у неравнодушной учительницы, но я не стала этого делать. В тот момент я ненавидела всю Вселенную, каждого человека, которого знала, за то, что никому не нужна. Ни будущего, ни надежды у меня не было. Так что, прихватив во дворе старые рваные тапки, чтобы не идти босиком, я отправилась в место, которое едва помнила, которое вызывало у меня отвращение, но в котором у меня хотя бы было право находиться.
До деревни родителей я добиралась почти всю ночь. С тех пор как меня забрали оттуда, я ни разу там не была и помнила лишь название, направление, которое как-то смотрела на карте, и смутное очертание дома. Денег у меня не было, но если бы и были, подвозить такое чудовище всё равно никто бы не захотел. На всём моём пути участие проявил только один человек. Какой-то дальнобойщик остановился узнать, всё ли в порядке, но говорить с людьми я не желала. Я тогда была слишком опустошена, и единственное, что меня держало на ногах, это ненависть ко всему живому. Я упорно продолжала идти, не обращая ни на кого внимания, так что этот сердобольный водитель просто вручил мне бутылку воды и уехал.
Я не знала, что буду делать, когда доберусь, тогда я об этом не думала. Но приняли меня вполне сносно. Родителей я так и не встретила. Они были в другой деревне – то ли жили там, то ли у кого гостили. Кажется, этого не понимали даже мои братья, которых в доме оказалось всего два. Третий проходил военную службу, а оставшиеся члены семьи отнеслись ко мне с удивительным равнодушием. Оказывается, они знали, что у них есть сестра, и отреагировали на мой визит как на само собой разумеющееся, даже несмотря на мой ужасающий внешний вид, который, по-видимому, никого не смутил.
Следующие две недели я пыталась осознать свою жизнь. Однако чем больше думала о будущем, тем яснее мне становилось, что всему конец. Мне просто было не выбраться из той ситуации в которую я попала. Ни работы, ни перспектив, ни будущего. У меня не было денег, чтобы поехать в город и подать документы в вуз. Не было возможности их заработать. Единственным моим богатством была золотая цепочка, подаренная мистером Ф., которую мне пришлось прятать от братьев, нося на талии под одеждой. Впрочем, тогда я была бы рада с ней расстаться, даже хотела этого, вот только стоила она не так уж много, да и продать всё равно было некому. Так что я была обречена и кое-как справляясь с душевными муками и отчаянием, механически выполняя домашние дела, не ожидая от жизни ничего хорошего.