Лабиринты надежд

На следующий день, удивленная тишиной, она открыла дверь в комнату супругов. Среди всеобщего разгрома и хаоса на разложенной софе спали голубки в обнимку. Валялись тут же пустые бутылки и стоял в комнате поганый дух пьянки. Марья Андреевна тихонько открыла окно и вышла.

Зажили по-прежнему, не хуже других. Всякое бывало - и заработки хорошие, и новый сервант с чешской мягкой мебелью по записи приобретенные, и даже концерты в санаториях посещались, на которые приглашали Марью Андреевну со всей родней. А иной раз - хоть в милицию звони - крики да звон битой посуды, а уж выражения... На что Степан в загуле лихим был, но при женщинах язык придерживал.

Однажды Марья Андреевна прозрела - дочке ещё и тридцати нет, а вид потасканный, вымотанный. В глазах огонек пропал и даже в лучшие минуты ни о чем она вроде уже не мечтает. А поет хрипло, словно простуженная.

После какого-то крупного скандала в филармонии, где последние годы работала "Радуга", Анжела из ансамбля ушла. Не хотела стоять на подпевках у другой - молоденькой и наглой. Наглой от того, что маячил за её спиной солидный патрон. А Сашка - остался. У него пошла своя жизнь. Марья Андреевна устроила дочь к себе в санаторий в клуб - массовиком. Но веселиться Анжела разучилась, ходить на ушах перед отдыхающими не сумела. Обосновалась в библиотеке, где и просидела до сорока лет, читая взахлеб все то, что, оказывается, давным-давно написали всякие умные люди со скучным названием "классики".

С Сашкой они больше не дрались, даже не ссорились. Когда он сообщил, что хочет развестись по причине любви к другой женщине, Анжела согласие без всяких возражений дала. А на прощание, закрывая дверь за уносящим чемоданчик Сашей, ещё сказала вслед: "Уж ты прости меня..."

Это ее-то прощать?! И что тюрьму его пережила, скандалы-пьянки терпела, что осталась теперь одна - увядшая, погашенная. А он - с молоденькой француженкой, заехавшей в город отдохнуть, отбывал теперь в Европу. Сорок лет для мужика - самый расцвет. И внешность у него виданая, и манеры как раз для обольщения подходящие: то строг и задумчив, то песни поет и в глаза заглядывает: "Ты у меня одна, словно в ночи звезда..." У него, значит, новая жизнь, а у Анжелы - конец всему.

Однажды светлым сентябрьским утром Анжела пришла домой рано. Было воскресенье - Марья Андреевна ещё не вставала. Дочь опустилась на коврик возле кровати, поцеловала её в щеку и сказала: "Я окрестилась, мама. Теперь у меня другое имя - Анна. И вся жизнь - другая". При этом она улыбалась светло, ясно.

Как же славно они зажили! Пенсия у Марьи Андреевны маленькая. Еще щенок дворняжий в здоровую псину вымахал и все время голодный. Зарплата у библиотекаря незавидная. Полдня Анна в читальном зале сидит, а полдня - в церкви. Детский хор собрала и песнопения с ними разучивает. По субботам и воскресеньям во время службы пение в храме звучит - душа радуется. А уж по праздникам!

Ждала Марья Андреевна Пасхи. А за неделю прихватило поясницу - ни повернуться, ни подняться. Включила телевизор и службу из московского Богоявленского собора смотрела, да все представляла, что в хоре её дочь стоит, вот-вот лицо за другими мелькнуло!

- Хорошо же ты пела, дочка! - встретила мать вернувшуюся под утро Анну.

Они похристосовались и разговелись - пасхой да куличом, да яркими, с цветными наклейками яичками.

- А я тебя сегодня на лоджию выведу - вся вишня в цвету стоит. Окошки раскрою и будем на море смотреть, старые песни вспоминать, хочешь? Утесова, Шульженко...

- Можно сегодня-то такое петь?

- Доброе всегда можно. - Улыбнувшись, Анна тихонько напела: "Тот город, который я вижу во сне, о, если б вы знали, как дорог. У синего моря привиделся мне в цветущих акациях город..." - Я слова путаю, но ведь хорошо, правда?

Сидней Кларк, прибывший из Америки в индивидуальный тур, остановился в хорошей, но не самой дорогой интуристовской гостинице. Однако, и здесь говорили по-английски. Вначале он услышал от администратора "Вэлкам ту Крым". Потом русский осведомился:

- Впервые у нас? Не хотите присоединиться к туристическим группам? Вполне элегантный, хорошо пахнущий мужчина метнул перед Сидом веер красочных проспектов. Тот вежливо отказался.

- Я завтра должен уехать, - и, прихватив совсем легкую сумку, поднялся в номер.

Выйдя на балкон, огляделся, пытаясь сопоставить полученные от Арчи впечатления с тем, что увидел.

Быстро приняв душ, отправился бродить по городу. Везде царило приподнятое настроение, продавались большие,круглые, усыпанные цветными крошками пироги и раскрашенные яйца, настоящие, а также фарфоровые и деревянные. На прилавке магазина в холле отеля и на лотках идущих вдоль набережной, среди прочих русских сувениров пестрели разрисованные яйца.

Сид остановился, разглядывая прилавок. Молоденькая продавщица улыбнулась ему и поздоровалась. Сид ответил. Девушки тут и впрямь были хорошенькие.

- Мистер говорит по-английски? - Подошел сбоку богемного вида немолодой джентльмен. - Интересуетесь настоящими антикварными вещами? Имею от дедушки настоящее пасхальное яйцо работы Фаберже... Возьму недорого...