Лабиринты наших желаний

Насте показалось, что в мире вдруг разом наступила зима. Воздух похолодел, и в лёгких тоже стало пусто и очень, очень холодно. И в глазах как будто снежинки закружились…

— Нет… — прошептала она, вскакивая с кровати и на ослабевших ногах кидаясь к отцу. — Нет!! Папа!! — она сорвалась на крик и заколотила по его груди сжатыми кулаками. — Папа, пожалуйста!!! СКАЖИ, ЧТО ЭТО Н?ПРАВДА!!!!

Он молчал, и Настя разрыдалась, уткнулась носом в его рубашку, завыла, как раненый зверь.

— Нет, нет… — она уже не кричала, а шептала. — Пожалуйста… Папа…

Он вздохнул, поднял её голову за подбородо? — и Настя застыла. Почти такое же лицо у него было, когда умерла мама. Тёмное, словно почерневшее. Страшное.

— Папа…

Неужели это всё — из-за неё?!

— Успокойся, — сказал он глухим и будто бы мёртвым голосом. — Ксения жива. Однако она могла бы умереть, Настя. То, что она избрала иной путь — не наша с тобой заслуга, а только её. И подумай, как бы ты жила, если бы вчера её не стало. После того, что ты сделала.

В глазах как иголками кололо.

— Папа…

— Я пойду, — он отстранился от Насти и качнул головой. — Мне нужно отдохнуть хотя бы немного. Да и, по правде говоря, я совсем не хочу тебя сейчас видеть.

И пока она, бессильно хлопая ртом и жалко, совершенно по-детски всхлипывая, пыталась осознать слова своего отца, он развернулся и ушёл, неслышно прикрыв дверь.

Обыскивал этот бывший опер профессионально. Спокойно, без спешки, но тем не менее быстро и точно осмотрел всю квартиру Андрея, и изъял не только сами видеокамеры — все до единой! — но и найденные диски, и флешки, и планшет, и ноутбук.

Андрей, конечно, молчал, не возмущался. У него слишком болел весь организм, да ещё и пара зубов во рту шатались. Глаза вообще открывались с трудом, и дыхание было затруднённым, с хрипами — то ли нос сломан, то ли просто кровь затекла в пазухи и теперь не даёт дышать нормально.

В конце концов Роман, в последний раз оглядевшись, удовлетворённо кивнул, подхватил с пола пакет со всем изъятым и сказал развалившемуся в кресле Андрею:

— Всё. Вставай давай, проводишь меня.

— Сам дорогу не найдёшь? — прохрипел парень, с трудом поднимаясь на ноги.

— Нет. Заблужусь, — усмехнулся охранник, и тут же пошёл к выходу в правильном направлении. — Пошли, инвалидный. Закроешь за мной.

Уже у порога Роман вновь обернулся, смерил Андрея презрительным взглядом и произнёс:

— Ещё кое-что. В ближайшее время купишь билет и смоешься отсюда. И если когда-нибудь вновь приедешь… Запомни — тебе отрежут самое дорогое. Что у тебя самое дорогое, знаешь?

Андрей реально сдрейфил. Охранни? его отца не был похож на человека, который может угрожать впустую.

— Но я периодически по работе…

— Никакой работы в Москве. Если явишься — останешься без яиц. Разъезжай по другим городам, а в столицу не суйся. Понял? Или мне тебя ещё раз ударить?

— Понял, — поспешно сказал Андрей, но Роман, усмехнувшись, всё-таки заехал ему кулаком по почкам.

— На всякий случай. — И вышел, не попрощавшись.

А Андрей, морщась, осел на пол, чувствуя, как по ногам потекло. Не выдержал всё-таки мочевой пузырь…

Какое-то время он, отдуваясь после удара, сидел на полу, в собственной луже. Мыслей не было никаких. Потом одна появилась.

Покурить бы… Но травки нет, кончилась, а обычные сигареты Андрей у себя не держал. Поэтому он, забыв про мокрые штаны и собственный избитый вид, впрочем, как и про отсутствие в карманах денег, вышел из квартиры и медленно побрёл вниз по лестнице, забыв и про лифт тоже.

Ноги заплетались, голова кружилась. И вдруг в этой самой голове пронеслась чёткая мысль, сказанная каким-то чужим голосом:

«Мразь ты, Андрейка. И если ты сейчас помрёшь, никто о тебе даже не заплачет».

От этой мысли он запнулся и начал падать. Попытался схватиться за поручень, но руки были влажные то ли от пота, то ли от собственной крови.

И полетел вниз с лестницы, считая ступени.

Раз, два, три, четыре, пять… И темнота.

— Настёна? Ты чего плачешь?

Она и не заметила, как Борис вернулся в комнату, так сосредоточилась на себе и своём отчаянии. Кажется, она так не плакала даже после смерти мамы. Хотя… тогда она просто не могла плакать. Глаза были сухие, а мысли в голове застыли, заморозились.

Сейчас же слёзы лились сами, и мыслей было столько, что в висках стучало.

— Да так, — Настя села на кровати и посмотрела на шофёра. — Я просто очень виновата.

— Перед отцом? — уточнил Борис, садясь рядом и сочувственно глядя на неё.

— Да. Но перед Ксюшей больше…

Настя всхлипнула, и мужчина осторожно погладил её по ладони, которой она судорожно вцепилась в коленку.

— Если тебя это утешит, я тоже виноват.

— Ты? — девочка удивлённо посмотрела на него. — При чём тут ты?

— Ну… дело ведь в Андрее, так? Он что-то нехорошее натворил, раз твой папа так бесится.

— Ага… — она вновь всхлипнула, и слёзы полились из глаз. — Очень нехорошее…

— Ясно, — Борис тяжело вздохнул. — Не надо было мне говорить тебе свои домыслы про Ксюшу. Ты всполошилась, позвонила ему, он приехал, наворотил дел… Дурак я.

Настя помотала головой.