Лабиринты Роуз (СИ)

Не кровь по капле уносила ее жизнь — осознание, что она подвела Петра, сделала ему больно, хотя не хотела этого. Роуз словно наяву видела его потухший взгляд, брошенный на нее перед тем, как он исчез в свечении портала. Все случилось так быстро! Она не успела остановить его, закричать, что те ласки, нежность, которые она дарила чужому для нее человеку, предназначались только Петру. Но он об этом никогда не узнает. Жаль, что она покидает мир, так и не сказав, как сильно его любит. Чем была забита ее голова, когда она могла произнести такие важные слова?

Сейчас боль очистила ее мысли от ненужной шелухи, наносного, запутывающего, ложного, открыв единственно правильные чувства. Откуда-то появилась уверенность, что скажи она ему тогда, в тронном зале, что любит его, Петр не позволил бы дракону целовать свою женщину. Она не знала как, и под силу ли было Петру скинуть оковы, но он сделал бы все невозможное, только услышав о ее неравнодушии к нему.

Но не случилось.

Ее упоение собственными бедами не позволило увидеть важное, дающее ключ к спасению обоих. Зачем бороться за женщину, если она изо дня в день показывает, что ты ей не нужен?

Но, увы, она упустила, проморгала, не поняла, а теперь поздно.

Роуз умирала. Тело становилось все легче и легче, и уже не могло удержать душу. Вот и боль пропала, осталась одна безмерная тоска. По несбывшейся любви.

Петр смотрел на женщину, лежащую перед ним, и не мог понять, что заставило его шагнуть в ловушку? Находясь у выхода из портала, еще невидимый никому, он мог развернуться, уйти, перетерпеть, но даже предупреждение Фаруха его не остановило.

Всего лишь пара мгновений, и его измученная душа обрела бы свободу, исчезли бы зависимость, постоянная боль, сомнения…

Со смертью Роуз он стал бы подвластен только своим устремлениям и желаниям.

Да, он мог подождать.

Но куда деть любовь?

Она называла его Петушком, а он, дурак, злился. Он видел в ее детских глазах обожание, но отмахивался, как от назойливой мухи. Тогда она была слишком маленькой и вызывала лишь братские чувства. А он оказался плохим братом. Сколько раз она приходила к нему на помощь, заступалась, признавала себя виновной в его проделках? Бессчетно. А он дразнил ее и даже наслаждался слезами. Старался показаться плохим, чтобы она отстала, не путалась под ногами.

Он видел ее больные глаза в то далекое утро, еще в королевском дворце Эрии, когда очередная, наспех одевшаяся, любовница покидала его комнату. Он лишь посмеялся над ее легко читаемым горем. Он считал себя мужчиной, а она для него так и оставалась малявкой.

Никто не знает, даже Фарух, что через четыре года после попадания в Тонг-Зитт, решившись тайно посетить Эрию, он пришел не к бывшему другу и брату Генриху, а к ней, маленькой принцессе. Он стоял за шторами и с удивлением разглядывал влетевшую в покои девушку, не сразу поняв, что эта красавица и есть Роуз.

Сколько ей было, когда он исчез? Двенадцать? Нескладная, длинные руки и ноги. Большие глаза, пухлые щеки, вздернутый вверх нос. Та, что кружилась по комнате, напевая любовную балладу, казалась сказочным созданием: распущенные волосы, летящие за ней, красивая линия шеи, вьющаяся вокруг стройных ног юбка. Принцесса танцевала, лучась счастьем. Ее умелые движения были плавны и изящны. Поворот, еще поворот, наклон, более низкий, чем того требовал танец, и Петр разглядел ее открывшуюся грудь.

Он хотел немедленно уйти, не в силах смотреть на то совершенство, в которое превратилась малявка. Но как незаметно вызвать портал? Даже не в магической фразе дело. Он научился открывать дорогу Бахриманов, не произнося ни слова, и для ритуального жеста не надо было задирать руку, хватало едва заметного соединения пальцев в нужную фигуру. Но куда деть серебристое свечение?

Фарух с Анвером не относились к семейству Верховного жреца, поэтому магия давалась им труднее, запас исчерпывался быстрее. Он, Петр, в первый же год обучения перегнал названного брата в умении пользоваться магией, а через пять лет уже учитель поражался силе и умению импровизировать, создавать новые магические формулы, о которых старый жрец и не подозревал. Петр мог усыпить человека одним щелчком пальцев, отнять у него воспоминания, влюбить в себя до беспамятства.

Как ни соблазнительно было бы использовать любовную магию против принцессы, Петр не стал. Да, он усыпил ее, когда похищал, и не сразу вернул возможность двигаться. Знала бы Роуз, почему так долго приходила в себя, возненавидела бы еще больше. Ему ничего не стоило сделать так, чтобы, проснувшись, она думала только о нем, ластилась, плавилась от любви в его руках. Он мог. И желал этого. Очень. Но ему хотелось искренних чувств, живого отклика души.

Повстречайся Роуз маг, равный ему по силе, сними он насланное им наваждение любви, смогла бы она простить его? Нет.

Никто не догадывается, каких сил стоило ему сдерживаться и не брать Роуз как женщину, когда они проводили ночи в одной постели. Поставив себе запрет трогать чужую невесту, готовясь передать ее Руффу, он изнемогал от одной мысли, что отпустит ее.