Лабиринты Роуз (СИ)

— Нет, милая, им ты различаешь, где находится правда, а где ложь.

— Ты — правда, остальное — ложь?

— Да, в лабиринтах верь только мне.

— А губы, что говорят мои губы? Мои речи умны?

Долгий поцелуй несколько раз прерывался, словно Петр дегустировал и хотел поймать послевкусие.

— Твои губы сладки. Я никак не могу оторваться от них. Они как розочка на вершине торта. Помнишь, ты в детстве всегда начинала с розочки? Вот и я всегда хочу начать с твоих губ, которые дарят первое наслаждение.

— А груди дарят второе наслаждение, поэтому ты их сейчас целуешь?

— Глупая, сейчас я целую твое сердце. Оно средоточие любви, нежности и доброты. Если я приложу к нему ухо, то услышу только одно слово: «Люб-лю! Люб-лю! Люб-лю!».

— Ты прав. Я люблю тебя, Петр!

— А теперь послушай мое сердце.

— О, там бьется то же слово! — Роуз соскользнула с колена Петра, чтобы приложить ухо к его груди. — И кого же любишь ты, Петушок?

— Одну малявку, которой хочу подарить сердце и предложить руку, чтобы она могла опереться на нее в любой момент. Согласна ли ты, Роуз Эрийская, стать женой Петра Пигеона, который клянется любить и оберегать, стать хорошим мужем и отцом, быть верным до самой смерти?

— Ой, Петушок. Я право не знаю, что тебе ответить! Такое заманчивое предложение. Умная девушка обязательно взяла бы время подумать. А я ведь умная? Ты сам недавно сказал.

— Сколько времени тебе нужно, малявка? Минуты хватит?

— Нет, пожалуй, побольше. Я надеялась, ты продолжишь рассказ о моих достоинствах, которые расположены ниже груди, гораздо ниже.

— Неужели я еще не рассказал, как красив твой большой палец на ноге? Я не могу на него наглядеться.

— Нет, холодно.

— О, тогда коленка! Она вызывает такой трепет. Роуз встань, мне не видна коленка, и я не могу описать, как она важна для меня.

— Теплее, Петушок, теплее, — Роуз встала в полный рост.

— Роуз, милая, я стесняюсь рассказывать о том, что вижу перед глазами. Можно я покажу?

— Можно, любимый.

— И после этого ты ответишь мне «да»?

— Все зависит от того, что ты мне покажешь.

Петр сдернул палантин.

Через некоторое время они вернулись к водопаду, где смыли с себя песчинки. Роуз несколько раз сказала «да», после того, как Петр доказал силу своей любви, и если бы не чувство голода, продолжал бы доказывать снова и снова.

Тайник находился за валуном. Петр отодвинул сколоченные доски, и перед взором беглецов предстала выложенная камнями яма, в которой хранились мешки и мешочки с припасами еды и вещами, увесистая связка факелов и небольшое шерстяное одеяло.

Мужские штаны, которые Петр протянул Роуз, оказались ей велики и завязывались почти под грудью, а рубаха доставала до колена.

— Я не додумался принести сюда женскую одежду, прости. Но если ты набросишь сверху палантин, все будет выглядеть не так ужасно.

— Ой, Петушок, я рада и таким штанам. Они гораздо приличнее голого зада.

— Я бы век смотрел на твой неприлично голый зад, но нам нужно выбираться к людям, малявка.

Уплетая сухари и сушеные фрукты, Роуз находила пищу божественной. Фляга вина, разбавленного водой, подняла настроение, и принцесса почти не слушала рассуждения Петра, считая, что ей не обязательно точно знать, куда они направляются.

— У нас есть два пути: один длинный, утомительный, но безопасный, хотя порой придется идти по шею в воде, второй короткий, но непредсказуемый — через шахты, где продолжается разрушение. Если бы не грозящий нам голод, я бы пошел длинным путем.

— А какой путь быстрее всего приведет к священнику? — Роуз оживилась, вспомнив, что их ждет свадьба.

— Короткий.

— Тогда я выбираю его, — принцесса подумала о давнем предсказании, что выйдет замуж в венке из полевых цветов. Неужели сбудется?

Петр взвалил нехитрый скарб на плечо, протянув туго свернутое одеяло Роуз.

— Вдруг ты захочешь отдохнуть? В подземелье будет холодно.

— Разве я успею устать? Сколько нам идти?

— Почти день, а по длинному пути более трех.

— Нет, только коротким. Это он ведет к священнику?

— Любой из путей ведет к священнику, Роуз. Любой.

Так, перебрасываясь мало значащими словами, радуясь тому, что могут разговаривать ни о чем, они покинули полюбившуюся пещеру с грохочущим водопадом. Когда они вошли в один из рукавов, нервный огонь факела осветил покатый склон и груды обвалившихся со стен камней, за которыми виднелась утоптанная дорожка. Толстые балки поддерживали свод узкой пещеры, некоторые из них обломились, но Петр уверенно шел вперед.

— А вообще, куда вели дороги из шахт, пока они не разрушились?

— Помнишь, когда начался четвертый лабиринт, ты оказалась на пустынной улице с несколькими закрытыми дверями?

— Да, я в них стучала, но мне никто не ответил.