— За дверями не живут люди, это старые склады для горючих камней. Сейчас они пустуют. Каждая ветвь старой шахты приводила к своему складу, и в зависимости от звона монет в карманах купцов, на которые можно купить камни подороже или подешевле, открывалась та или иная дверь. Камни делились не только по размеру, но и по окрасу, и по испускаемому при горении запаху. Темные камни горели дольше светлых. Редкие камни пахли травами или смолами деревьев, чаще запах не чувствовался вовсе. В те времена в Тонг-Зитте не существовало ни четвертого, ни пятого лабиринтов, ни тем более девятого, только свободные поселения, куда приезжали купцы со всего света. Но когда случилось грандиозное землетрясение, и шахты обвалились, люди потеряли работу и стали зависимы от милости короля и его драконов, которым ничего не осталось делать, как охранять дворец от толп голодающих. Тогда же началось строительство четвертого лабиринта, король хотел защитить запасы последних горючих камней, ставших дороже золота.
— А когда иссякли запасы, драконы начали разбойничать?
— Да, войны, грабежи, разорение соседних государств. Страна стала хищницей. Первые лабиринты удерживали людей вдали от дворца, а построенные позже не давали покинуть королевство.
— Не страна, а тюрьма. А как же мы убежим из Тонг-Зитта? И когда сможем пожениться?
Петр замедлил шаг, внимательно вглядываясь в стены и свод, но Роуз решила, что он не торопится с ответом.
— Ты обещал, — напомнила она.
— Сначала доберемся до складов, потом в четвертом лабиринте найдем одну добрую женщину, у которой передохнем и раздобудем для тебя одежду. Не в чужих же штанах идти под венец?
— Какая такая добрая женщина? Где она была раньше? Почему ты не направил меня к ней, когда я первый раз бежала из дворца?
— Роуз-Роуз. Ты забыла? — Петр покачал головой. — Раньше я думал, ты любишь Руффа и вместе с ним уйдешь из лабиринтов. А добрая женщина могла бы только укрыть беглеца, но дорогу на свободу не показала бы и под страхом смерти. Она ее просто не знает.
— Она молодая? — Роуз закусила губу, не в силах бороться с ревностью. Вдруг «добрая женщина» одна из любовниц Петра? Опыт подсказывал, что почти с каждой, встретившейся на ее пути, Петр спал.
— Нет, она годится мне в матери.
Роуз выдохнула. Петр улыбнулся, заметив, как опустились ее плечи, и шаг стал мягче.
— Тетушка Катарина была кормилицей Анвера, и мы не раз вместе навещали ее дом. Когда-то она помогла Фаруху, и он не оставил ее, переезжая из лабиринта в лабиринт. Дом тетушки Катарины не только самый хлебосольный, но и самый красивый в городе. Фарух оказался благодарным жрецом.
Только Роуз хотела расспросить, почему тетушка Катарина не попала вместе с Фарухом во дворец, как Петр остановился.
— Сейчас мы немного передохнем, — Петр сбросил мешок, взял одеяло из рук принцессы и расстелил его на небольшом пятачке. — Садись, Роуз, — он похлопал по небольшому местечку рядом с собой.
Треск горящего факела, воткнутого между камней, отбрасываемый им свет, пляшущий на неровных стенах, создавали жутковатую картину, но теплые объятия любимого и его негромкая плавная речь успокаивали Роуз. Ее глаза начали слипаться, и она уже в полудреме слушала о том, что впереди их ждет сложный участок, и когда Петр проходил по нему в последний раз, тот казался вполне безопасным, его не затопила подземная река, как затопила другие проходы, видимо обвал увел русло куда-то вниз.
— Роуз, просыпайся. Пора.
Несколько глотков воды из фляги вырвали Роуз из объятий сна. Новый факел горел так ярко, что ей пришлось щуриться. Получив в руки свернутое одеяло, она направилась вперед.
— Милая, иди за мной шаг в шаг, — граф поймал Роуз за руку и подтолкнул за свою спину. — И постарайся не разговаривать. Даже слово может вызвать камнепад.
Проход, в который они вступили, очень скоро сузился до щели, через которую с трудом протискивался Петр, и в случае беды, он не смог бы даже развернуться, чтобы посмотреть, идет ли за ним принцесса.
Роуз было не по себе, и от этого она теснее прижимала к груди одеяло, словно искала в нем защиты.
Камни под ногами перекатывались и скрипели. Потревоженные людьми они покидали привычные места, стукались друг об друга, нарушая тишину.
Свет факела, который Петр держал перед собой, не помогал, а только путал. Там, где в тени виделась яма, оказывался острый камень, который ранил ноги, но Роуз стойко терпела, боясь плакать. От напряжения у нее над верхней губой выступили капельки пота, она слизывала их языком, отчего каменная пыль, кружащаяся в воздухе, противно скрипела на зубах. Сколько они шли по темному проходу, Роуз не знала. Ей казалось, что они никогда не увидят света, обрушение в любой момент погребет их под собой. Силы начали оставлять девушку, и когда страх подкатился удушающим комом к горлу, Роуз, бросив бесполезное одеяло, зажала рот руками. Крик рвался из нее, грозясь перейти в истерику.
— Тише-тише, родная, все кончилось.