Нас пригласили в весьма богатый дом, где учениками отца стали два брата. Дард и Виль с самого начала показались мне не по годам взрослыми, хотя один из них был моим ровесником, а другой — на пару лет старше. Я не говорю об их стати. Тут все как обычно для юнцов — длинноногие и нескладные. Я говорю о железном костяке, который с первого момента заметен у сильных духом: серьезных, знающих, что хотят получить от жизни, и упорно добивающихся своего.
Только много лет спустя, когда нас троих накрыла первая любовь, я поняла, какие братья на самом деле ранимые и трепетные.
Королева говорила, а у Роуз щемило сердце. Она знала, что у этой истории нет счастливого конца, иначе Лоли не сидела бы сейчас в жарко натопленной комнате и не изливала душу своей пленнице.
— В этом замке мы с отцом задержались надолго. Братья прилежно изучали приемы боя, оттачивали мастерство и, что особо радовало, ни разу не позволили отцу прикрикнуть на меня или как-нибудь унизить.
Рыжий Брыск присмирел, не заставлял коротко стричь волосы, даже сходил со мной на ярмарку, где расщедрился и купил два нарядных платья и узконосые туфли.
В лавке, где швея сноровисто подгоняла по моей фигуре новую одежду, хозяйка невзначай заметила, что пора бы мне носить подобающее для девушки белье. И только тогда я осознала, что перестала быть плоскогрудой, а мои соски болят вовсе не из-за того, что в учебном бою часто падаю на пол.
Вскоре появились и другие ежемесячные доказательства моей зрелости. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Братья тоже заметили перемены во мне. Если до этого мы могли кувыркаться, не обращая внимания, где и как переплелись руки-ноги, то теперь я все чаще ловила на себе их внимательные, а порой и удивленные взгляды, словно мы не были знакомы почти год, а повстречались только вчера.
Прошел год, другой, братья все чаще отказывались вступать со мной в бой, но я настаивала, сама лезла на рожон, даже насмехалась, чтобы разозлить «кавалеров». Младший, Виль, вздыхал, смущался и краснел, перед тем, как пойти в атаку и загнать меня в угол, где я отбивалась со знанием дела, по-прежнему не собираясь сдаваться. Старший же, наоборот, все чаще отступал, отвечал вполсилы, боялся ненароком задеть, будто я какая-нибудь стеклянная статуэтка, вздумавшая напасть на человека. Это злило меня неимоверно.
— Ты просто боишься, что я побью тебя! — выкрикнула я однажды, тщетно пытаясь заставить его сойтись со мной в драке. Мы давно разделили занятия: в четные дни я отрабатывала приемы рукопашного боя с Дардом, в это же время отец давал Вилю уроки на стрельбище, а в нечетные мы менялись, и я мучилась с робеющим младшим братом, а Дард яростно лупил по мишеням.
— Ты делаешь вид, что отступаешь, а на самом деле, не можешь позволить себе, чтобы женщина оказалась сверху! — бросала я Дарду в лицо. А ведь действительно, до сих пор я ни разу не побеждала его, всегда находился какой-нибудь счастливый финт, опрокидывающий меня на спину.
Но в этот раз Дард стоял, не шелохнувшись, скрестив на широкой груди руки, демонстрируя, что не собирается драться, а я прыгала вокруг него как блоха, пытающаяся покусать коня в панцире.
Как я была слепа! Беспокоясь о том, что у меня появилась грудь, и теперь она, проклятая, мешает вести тренировочные бои с братьями, я совсем не замечала, что и они изменились! Выросли, возмужали, стали похожи на богов, изображениями которых щедро разукрашены стены древних храмов. Устав размахивать руками перед носом каменного исполина, я внезапно разглядела, что Дард стал таким… таким…
Королева не могла подобрать слова, чтобы описать мужчину. Ее глаза опять горели, она наклонилась к Роуз, ища у нее подсказки. Казалось, ткни в нее пальцем или произнеси неожиданное «у-у-у», и Лолибон подпрыгнет.
— Привлекательным! Вот то слово, что я искала. Он стал невероятно привлекательным и … желанным. Только для того, чтобы не показать всю глубину ошеломившего меня открытия, я выдала то, что никогда нельзя говорить мужчине, который тебе дорог:
— Да ты просто трус!
Он кинулся на меня, как разъяренный бык на брехливую собаку, а я впервые спасовала. Я бежала от него с такой скоростью, будто спасаюсь от молнии, бьющей по пятам. Но он поймал меня и, не щадя, отмутузил. Обессиленная лежала я на полу и хватала ртом воздух, пытаясь вспомнить свое имя. Но когда Дард подал руку, чтобы помочь подняться, я дернула его на себя, и, извернувшись, села таки верхом, жестко пригвоздив ладонями к полу.
Я не сразу поняла, что наделала.
Мы перестали дышать, и весь мир вокруг нас замер. Наши глаза встретились. Его карие обожгли расплавленным медом, а мои черные, я уверена, светились дьявольским огнем. Когда мы поняли, какое чувство нас настигло, наши сердца пропустили удар.
Сильные руки Дарда притянули мое лицо ближе, и его рот впился в мои губы в первом, самом неожиданном и волнующем поцелуе.
Там же, лежа на деревянном полу, в зале, где проходили занятия, я потеряла девственность. Дарда невозможно было остановить. А я и не пыталась.