Лабиринты веры

Шли новости. Я слышала приглушенное бормотание. Мужской голос – раскатистый – то и дело прерывался высокими женскими. Я заснула в своей комнате прямо на бледно-голубом покрывале. Наверное, я включила телевизор, прежде чем вырубиться; правда, не помнила, чтобы включала его. Открыв глаза, поняла, что плакала. Иногда такое случалось. Эмоции выбирались наружу, когда я не могла их контролировать.

Фотография была на уровне глаз, поэтому, когда перевернулась на бок, я поневоле увидела ее. Я, мне семь. На мне джинсовые шорты и белая маечка с оборочками, я улыбаюсь и держу в руках маленькую рыбку. Рядом со мной Клэр; она наклонилась, чтобы попасть в объектив. Голубая шляпа и темные очки скрывают часть ее лица. Я отчетливо помнила тот день, весь, до последней детали. Солнце палило нещадно, катер был маленьким, голубым. На борту была еще одна пара. Мы отчалили от острова Лонг-Бич и вышли на двухчасовую рыбалку. Из всех улов был только у меня.

В тот день Клэр была в отличном настроении, смеялась, помогала мне вытягивать того окушка. Она не нервничала и не сердилась, как это бывало обычно, и те два часа вдали от берега стали для нас настоящим отдыхом. Она пила кофе, беседовала с другими пассажирами, улыбалась. Но когда мы вернулись, высадились на берег и сфотографировались, веселье – бум! – закончилось. Менее чем через десять минут Клэр дернула меня за «хвост» так, что едва не выдрала волосы. Те два часа на катере навсегда сохранились в моей памяти. Они олицетворяли то, какой была бы моя жизнь, если б я оказалась в другой семье. В своей настоящей семье. И поэтому я попросила, чтобы фотографию вставили в рамку. Иногда по ночам я смотрела на нее и представляла рядом с собой совсем не Клэр, а другую женщину. Свою мать. Родную мать.

Я перевела взгляд на часы. Зеленые неоновые цифры складывались почти в пять. День затухал, чтобы опять, как и другие дни, пролететь мимо меня. Без какого-то плана, без распорядка. Прихватив из бара последнюю бутылку вина, я пришла сюда, чтобы прилечь, а проснулась, когда солнце уже село. Я попыталась с головой накрыться покрывалом, но тут на прикроватной тумбочке завибрировал мой телефон. Я нажала на кнопку приема, но прежде чем успела хоть что-то сказать…

– Ава. Ты занята?

– Рассел?

– Да. В общем, я хотел бы заехать на пару минут. Ты не против?

Наверное, я была к этому меньше всего готова.

– В смысле сейчас?

– Я рядом с Хаддонфилдом и нашел кое-что, что тебе может быть интересно.

У меня на мгновение замерло сердце.

– Да, приезжай. Только дай мне десять минут.

Я пошла в ванную. Я пребывала в замешательстве, не знала, какой сегодня день. Воскресенье… Кажется, мы договорились встретиться в середине следующей недели. Что же он нашел? Я уставилась на свое отражение в зеркале. Волосы торчат в разные стороны, какие-то пряди прилипли к лицу. На мне мятый топ на тонких бретельках и пижамные шорты. Нельзя, чтобы Рассел увидел меня такой.

Я причесалась и прямо на шорты натянула джинсы. На что-то другое времени не оставалось. Быстро почистила зубы и полоскала рот «Листерином», чтобы забить запах перегара, когда по дому разнеслись звуки Пятой симфонии Бетховена. Эти четыре ноты прекрасны, когда слышишь их впервые – но через какое-то время они начинают действовать на нервы.

Я открыла дверь:

– В чем дело?

Рассел вошел и запер за собой дверь. Тут я заметила у него на боку кобуру с пистолетом.

– Работаешь по воскресеньям? – спросила я, указывая на оружие.

– Мой рабочий день не заканчивается в пять вечера по будням. Может, присядем?

Я сдвинула в сторону разбросанную на диване одежду и освободила для Рассела место. Он держался вежливо, но я все равно заметила, как он поморщился, глядя на беспорядок.

– Ава, я прочитал отчет об убийствах. Чтобы получить его, я задействовал четверых человек, так что выйти на меня будет непросто. Ужас… Не знаю, сколько из этого просочилось наружу, но человек, убивший тех людей, пробрался в дом заранее и застал их врасплох, когда они вошли. Женщина была в кухне, рядом с входной дверью; ключи лежали недалеко от ее тела. В теории, на нее напали, как только она вошла в дом через гаражную дверь.

Я молчала; мой желудок скрутила тупая боль.

– Мужчина был в гостиной. Множественные раны головы и лица; следователи считали, что он был главной целью. Расследование тянулось несколько месяцев, но ни один след ни к чему не привел. Никто ничего не видел. Никаких признаков взлома. Орудие преступления осталось на месте. Рядом с телами был найден самый заурядный молоток с гвоздодером, очевидно принадлежавший Оуэнсам. Единственные обнаруженные отпечатки принадлежали членам семьи.

– Так что случилось? Ограбление пошло не так? Или что-то еще?