Лабиринты веры

– Я тоже рада видеть тебя, Джоанна. – Я критическим взглядом окинула свой беспорядок. Комната напоминала логово старьевщика. У меня под ногой что-то хрустнуло. Я озадаченно уставилась на раздавленную губную помаду, на розовое пятно на паркете.

Джоанна тоже уставилась на пятно.

– Это мой «Ланком»? Мой «Винтажный розовый»? Кажется, ты позаимствовала ее два месяца назад?

Это была та самая помада, но я ей не ответила. Я внимательно оглядывала комнату. Неужели этот беспорядок был здесь и раньше и я просто его не замечала? Моя сумка валялась в углу, ее содержимое рассыпано по полу. Опустившись на колени, я принялась все собирать. Кошелек, документы и три доллара. Из сумки выкатилась пустая маленькая бутылочка, и я отпихнула ее в сторону, надеясь, что Джоанна ничего не заметила. Создавалось впечатление, что в комнате кто-то побывал и рылся в моих вещах. Даже диванные подушки были сдвинуты. Когда я уходила, они лежали по-другому – только я не была в этом уверена.

– У тебя есть что-нибудь поесть? – спросила Джоанна. – Я не завтракала.

С тех пор как я начала работать в суде, Джоанна стала моей подругой – вопреки ее здравому смыслу. Она была старше меня на пятнадцать лет и занимала должность секретаря при одном из судей высшего суда. Когда мы познакомились, Джоанна не прониклась ко мне особой симпатией. Я слышала, как она называла меня «заносчивой зеленоглазой стервой». Она игнорировала бо́льшую часть моих вопросов, а вместо ответов одаривала меня пустым взглядом. Джоанна знала всех, и у нее были большие связи. Она практически управляла этажом и могла бы сдать экзамен на право заниматься адвокатской практикой в Нью-Джерси, если б кто-то посадил перед ней экзаменационную комиссию.

Я защищалась от нее – была вежливой, но независимой. Но однажды утром в зале суда наши отношения изменились. Я ассистировала переводчику, которого вызвали в суд на слушания дела одного молодого человека, доминиканца, арестованного за наркотики. Он не умел или не хотел говорить по-английски. Кричал по-испански на судью и плевался, и, пока не прибыл переводчик, с ним ничего не могли поделать.

Когда Джоанна увидела, как я вхожу в зал, она закатила глаза и что-то сказала сидевшему рядом секретарю. Другой переводчик, Томас, начал переводить с испанского слово в слово:

«Все это дерьмо. Я этого не делал. Я на вас в суд подам. Вы так поступаете, потому что я доминиканец».

Неожиданно подсудимый переключился на французский. Томас, смутившись, замолчал и только слушал.

Судья посмотрел сначала на подсудимого, потом на Томаса.

«В чем проблема?»

«Он заговорил на креольском», – подскочила я.

Подсудимый повернулся ко мне и произнес сердитую тираду.

«Скажите ему, чтобы говорил по-испански, – велел судья. – Иначе мы отправим его в камеру, и он будет сидеть там, пока не вспомнит».

«Я могу переводить, ваша честь».

«Тогда переводите. Пора заканчивать».

Я набрала в грудь побольше воздуха:

«Да пошли вы все, белые жирные задницы. Думаете, что упрячете меня за решетку? Я сначала прикончу вас. Я делаю что хочу, и никто не остановит меня. Вы даже не знаете моего настоящего имени и откуда я, потому что вы все тупые. А ты, сучка, думаешь, будто знаешь мой язык. Тебе только и нужно, чтобы тебя хорошенько вздрючили».

Я произнесла все это с каменным лицом. Судья уставился на меня, в зале воцарилась гробовая тишина.

«Я считаю, что он гаитянин, а не доминиканец, – добавила я. – Я бы вызвала ИТП[3]».

Позже Джоанна отвела меня в сторону:

«А здорово получилось с тем парнем сегодня утром. Должна признать, это было забавно».

Я слегка наклонилась к ней:

«Что именно? Когда он назвал тебя белой жирной задницей? Или когда сказал, что мне только и нужно, чтобы меня вздрючили? Что, кстати, мне совсем не нужно».

Джоанна громко расхохоталась:

«Но ты же в порядке как-никак».

Ее холодность исчезла, а та история стала шуткой. «Эй, Ава, я в город. Тебе что-нибудь нужно? – Если я отвечала «нет», она добавляла: – А тот заключенный сказал, что нужно. Только я не смогу купить это в гастрономе».

Мы стали вместе ходить на обед и иногда даже выпивали по бокалу вина, которое потом заедали мятными конфетками, чтобы от нас не пахло. Узнав Джоанну получше, я обнаружила, что она – открытый, душевный, честный человек. Мы были полными противоположностями, но в самых важных аспектах между нами установилась прочная связь. Наверное, мы представляли собой забавное зрелище, когда вместе шли по коридорам суда. Я всегда была стройной, но полгода нервотрепки и недоедания сделали меня костлявой. Одевалась я обычно консервативно и часто в черное. Джоанна же была невысокой, полноватой, с рыже-каштановыми волосами, оттененными прядями с искусственной проседью, со слишком ярким макияжем, безвкусными украшениями, в плотно, иногда даже излишне плотно облегающей одежде и всегда на высоких каблуках.

– Так ты будешь кормить меня или нет? – снова спросила она. – Яичница с беконом вполне сойдет.

Оглядываясь по сторонам, Джоанна вслед за мной проследовала на кухню.

– На ум приходит отравление птомаином. Может, я просто выпью кофе.