Неизвестные рисунки перемешаны с как будто бы древними рунами, тонкие линии и грубые красочные фигуры разбросаны в хаотичном порядке и неимоверно привлекают взгляд. До них хочется дотронуться, обвести их контуры… Мне до сих пор интересно, что же они означают, ведь татуировки не делают просто так, бездумно, а вкладывают в эти надписи и узоры какой-то скрытый смысл. Какой смысл мог вложить в эти чернильные узоры Хантер?
– Ну, хотя бы, когда у тебя день рождения? – усмехается он, на секунду отвлекаясь от дороги, чтобы взглянуть мне в глаза.
– В январе.
– Значит тебя можно называть Снежинка? – улыбается Хантер. Так хитро и весело, что я понимаю – в его голове определенно родилась какая-то шутка, которую он не упустит возможности рассказать. – Мама в детский сад на утренник тебе определенно одевала платье снежинки, угадал? Такое большое и пышное, а еще со всякими блестками…
– Да, угадал, – замолкаю, отворачиваюсь к окну и стараюсь абстрагироваться от нахлынувших воспоминаний, от которых слезы начинают щипать глаза.
Я не хочу погружаться в воспоминания о своем детстве. Это не самое лучшее время в моей жизни, о котором остались, в большинстве своем, лишь негативные воспоминания. Подарки, нежность и любовь – для меня это было роскошью, поэтому сейчас я рада, что нахожусь здесь, подальше от всего того дерьма, что была вынуждена пережить.
– Кстати, вопрос с Нестеровым я решил, – говорит Хантер после минутной паузы. Он не спрашивает, почему я внезапно расстроилась, не задает вопросов. Парень словно понимает, что есть вещи, которые не хочется вспоминать самой, не то чтобы кому-то рассказывать.
– Каким образом?
– Да никаким, они сами нашли и зачистили слитые видео с драки. Вадик боится меня, – удовлетворенно хмыкает Хантер. – Что? – усмехается он, глядя на мое удивленное лицо. – Мажору есть чего бояться.
– Чего он боится? – все еще, не понимая о чем речь, спрашиваю я. – Из-за чего была драка у бара?
Парень заметно хмурится и крепче сжимает руль. Судя по его выражению лица, в нем происходит настоящая борьба. Он что-то скрывает и боится рассказать, это логично, мы не так близки, чтобы делиться сокровенными тайнами, но мне все равно неимоверно интересно, из-за чего произошла та злополучная драка.
– Этот мудак воспользовался чувствами моей сестры и изнасиловал ее в своей тачке, – сквозь зубы, едва сдерживая злость рычит Хантер. – Он сделал ей больно, избил, а после всего просто выбросил на парковке у клуба и смылся. А Инга вместе со своей подружкой зассали и не стали на него писать заявление. Эта дура скрывалась, пока не зажили ссадины на лице, а когда по ее виду я догадался о произошедшем – до последнего упиралась, что все было по обоюдному согласию и ей просто нравится пожестче. Идиотка!
Хантер со всей злостью ударяет по рулю, неоднократно выругиваясь себе под нос. А я тем временем пребываю в состоянии настоящего шока. Внутри все сжимается от осознания того, что пришлось пережить бедной Инге. Я чувствовала, что с ней что-то не так, что она чего-то боится, когда ее руки периодически подрагивали во время нашего общения. Неужели это из-за того случая?
Боже мой, если бы не Хантер в тот раз в баре, вполне возможно, что мне бы все равно пришлось просить «глубокие» извинения у Вадима и повторить участь Инги.
– У Инги поэтому такое… такое, – стараюсь подобрать правильное слово я, чтобы не обидеть Хантера. – Состояние на грани панической атаки…
– Нет, – качает головой он и тяжело вздыхает. – Сестренка вляпалась в очень нехорошую ситуацию. Ее накачали наркотиками и избили до полусмерти, наверняка надеялись, что она сдохнет, но нет, Стрекоза у меня сильная, – тепло улыбается Хантер и я вновь поражаюсь его отношению к сестре. Он говорит о ней с такой теплотой, по-настоящему переживает за нее, ведь я видела, как он следил за нашими разговорами в день знакомства, задумчиво помешивая чай. Он за нее действительно готов убить любого. – Она выкарабкалась, но получила частичную амнезию и массу неврологических расстройств, в том числе с координацией. Ну еще психологическую травму и навязчивую идею, что за ней следят и хотят убить.
– Я не знала, прости, – смутившись, говорю я и с облегчением выдыхаю, когда парень подъезжает к парковке у входа на гоночный стадион.
– Не бери в голову, все хорошо, – улыбается Хантер. – Сейчас встретим моих бывших однокурсников и отлично проведем время. Я уверен, тебе понравятся гонки!
Я в этом не сомневаюсь…
Выходим из машины и идем к трибунам, где галдит какая-то молодежь. Людей не очень много, но все же четверть стадиона заполнена зрителями. Скольжу взглядом по толпе и останавливаюсь на небольшой кучке молодежи, которые радостно свистят Хантеру и машут руками.
Присмотревшись, я понимаю, что это конец. Я не помню своих студентов по именам, но этих двух фактурных ребят, регулярно действующих мне на нервы, прекрасно запомнила. Бежать поздно, нас уже заметили и приветственно машут Хантеру, растянувшись в поганеньких улыбках.