Директор уже вовсю мило и обезоруживающе улыбался, пока я пыталась сформулировать ответ на его нескромный интерес. Я, конечно же, заметила, что получила зарплату наличными, не подписала трудовой договор, и лаборатория находилась под тремя замками в заброшенном здании — не заметить было трудно. Но мне и не приходило в голову, что за собой стоит сжигать все расчёты.
— Да я всего лишь выписываю интересные моменты из книг и лекций. Фиксирую, чем занималась на работе, чтобы помногу раз не переспрашивать у Максима Игоревича. Иногда, ваш друг пугает меня… Поэтому, я готова прибегнуть к конспектам. Мне не стоит так делать? — чуть взволновавшись и ища оправдания, я столкнулась со спокойным, гипнотическим взглядом бледно-голубых глаз.
— Нет, делайте так, как вам удобно. Может, поэтому вы и есть такая способная, — Антон Владимирович решительно захлопнул тетрадь, уложив сверху широкую ладонь, и пристально меня осмотрел. Если продолжать сорить комплиментами было его коварным планом, то он был безупречен. Только я всё равно беспрестанно думала о прикосновениях, поцелуях Антона, даже ещё сильнее, чем когда мы обращались друг к другу "на ты". Директор устало вздохнул и хотел было что-то сказать напоследок, но я так долго и заворожено следила за его губами, что какой-то секундой позже нашла себя у его приоткрывшегося дрогнувшего рта.
Глава 17
Наши губы оказались в неприемлемо крохотном, волнующем расстоянии друг от друга. Ощутив судорожное дыхание Даны на своем подбородке, я недоуменно заглянул в её завороженные зеленые глаза и… Растерялся. В ту же секунду очнувшаяся девушка испуганно отпрянула, прикрыв непослушный рот ладонью, и мы застыли в оглушительной неловкой недосказанности. Лаборантка вовремя опомнилась от неправильного, неосознанного поцелуя, который мне истошно хотелось у неё отобрать. Ее грудь стала часто и тяжело вздыматься, словно надышаться нужно было впрок, пока воздух не впитал окончательно это ужасное несправедливое замешательство.
Девушка не могла ничего произнести. Просто напугано стояла, пряча свой рот руками, и одним лишь взглядом умоляла о понимании, которого, кажется, у неё самой не находилось. Чувствовалось, что от моей реакции на произошедшее зависело теперь ее хлипкое расположение к последующему нашему общению, а мне и так едва удалось поправить его извинениями… Поэтому я поспешил сжалиться над стыдливо жмущейся в угол лаборанткой и, не оборачиваясь, вышел со склада.
Я знал, что Дана Евгеньевна не виновата — это всё случается с ней "по привычке", ведь каждую ночь мы проводили вместе… И пускай думать так было кощунством, но меня прельщало и вызывало неподдельное удовольствие то, что девушка потянулась за поцелуем после всех приоткрывшихся мне её душевных терзаний. Восторг от потенциальной близости с вменяемой лаборанткой заполонил поднывающую грудную клетку. Почему-то случающееся с Даной чудовищное зло казалось мне очаровательным…
В коридоре было пробирающе холодно в одной рубашке, на днях отключили отопление. Я грузно выдохнул прежде, чем зайти в свой кабинет — то ли от неудовлетворения, то ли от собственного лукавства. Разбираясь в мыслях, толкнул дверь, поправив пальто, перекинутое через левую руку, и, когда перешагнул порог, увидел Максима, сурово восседающего за моим рабочим столом. Сегодня у нас намечался день важных разговоров…
Прежде, чем найтись, как отреагировать на его появление, я небрежно захлопнул дверь, закрыл её на щеколду. Мы с Максимом оставались в натянутых, невыясненных отношениях с того момента, как под предлогом сдачи анализа на хроматографию он решил затараканить пробу. Парень нервно взлохматил и без того спутанные волосы, разглядывая моё непонимающее выражение лица.
— Антон… — как-то утрированно мрачно он потёр лоб. — Алёна всё знает?
Максим поднялся из-за стола, худощавыми дрожащими пальцами постукивая по бумагам, и вдруг отвернулся к окну. Импульсивность ему совсем не была свойственна, если только немного бессильного раздражения перед обстоятельствами. Я же чуть ли не впервые был равнодушен к его выходке в четверг. Мы виделись с Алёной в пятницу, после того самого дня, когда они с Даной остались наедине. Аккуратными наводящими вопросами я пытал девушку и понял, что это бесполезно — она ничего сверхъестественного не видела, странностей в поведении Даны не подмечала. Но мне всё же были любопытны подробности…
— С чего ты взял? — словно сдерживая отдаленно подступающее беспокойство, я уложил руки на грудь. Даже не оборачиваясь, Максим тихо пробубнил.
— Она сказала тебе передать… "Даночка этого не одобрит"… — шёпотом передразнив напарницу, парень встал вполоборота, боязно и с усилием осматривая меня, то и дело роняя взгляд на пол. — Что это значит?
Сперва я позволил тревоге распространиться ознобом по рукам и шее. Глядя на меня, Максима едва не начало потряхивать от злости: желваки заходили на острых скулах, взгляд его недобро почернел. Но я быстро напомнил себе наш нелицеприятный диалог с Алёной Борисовной, состоявшийся в минувшую пятницу, и очнулся от несбыточных предчувствий.