Лаборантка (СИ)

Ночью меня как всегда навестила Дана Евгеньевна. После того секса, когда я понял, что девушка лунатит, она практически не задерживалась: сразу собирала вещи и уходила домой, досматривать невинные девичьи сны. В этом я убедился и в субботу, и в воскресенье, проследив за пошатывающейся фигуркой, растворяющейся в подъездной темноте в доме тридцать семь на Садовой. А я спать так и не лёг, всё наблюдал за недвижимой картинкой на ноутбуке, на которой Максим беспробудно сопел, и много думал.

Дана безжалостно уходила, и я оставался лицом к лицу с ночной чернотой. Стыдно говорить о том, что взрослому мужчине может быть страшно в собственной квартире, но я едва ли не торговался вслух, умоляя себя дотянуться до выключателя. С каждым её уходом всё непоправимее становилось тошно. Так ли уж и нужны мне были деньги… Эти пакостные сомнения сопроводили меня до дома после работы и продолжали навязчиво сверлить уставшую голову. Как же не нужны? Суммы слишком огромные, чтобы пренебрегать гениальной идеей лучшего друга. Это удобно, интересно, вполне реально. Мне ли быть виноватым в том, что глупцы покупают дрянь ради острых ощущений…

А потом я понимаю. Любой из этих глупцов — всё равно, что Максим… Разве он заслуживал пьющего отца, отсиживающего срок за убийство матери? Откуда ему было взять хоть какой-нибудь человеческий пример и силы перешагнуть через исковерканное детство?.. Никакого лунатизма у него не было. Он дрыхнул в своей постели, пожиная лучшие "спецэффекты" после приема баловства — к нежелательным "побочным действиям" у него словно был выработан иммунитет.

Я старался представить, какого это. Забить дурью голову, лишь бы не думать о прошлом — естественная ли это реакция на смерть и предательство близких… Как бы поступил я?.. Лучше не задаваться такими вопросами посреди ночи. "Не хоронить" своих родителей, даже если отношения у вас из ряда вон отвратительные. Но я постарался… И жестко откашлялся, когда Максим перевернулся на правый бок. Примерять его судьбу было тяжко.

Может, проще будет с лаборанткой… Я поежился, словно скидывая с плеч несоразмерную душевному состоянию ответственность: каково бы мне было стать зависимым без своего ведома? Ярче ли мне удалось представить эту картинку, или она действительно задевала больнее, но дрожь тут же вклинилась в мое холодное дыхание, и я неловко укрыл заледеневшие ноги краем одеяла, на котором сидел. У Максима был выбор, как справляться со своим горем… У Даны выбора не было.

Я не знаю с чего начать… У меня постоянно на языке его имя. Перед сном, после сна, на учёбе, на работе. Антон Кулибин, Антон Кулибин!!! Мне кажется, что я мучительно умираю.

Он разрешения не спрашивал, на стол меня посадил, раздел и, когда мы почти уже начали, когда я от счастья чуть на кусочки не разлетелась, я увидела у него на шее засосы.

… А он вот как решил, сразу с двумя. Это так унизительно…

Я не имел понятия, почему перечитывать это было так противно. Но возвращался к сфотографированной переписке уйму раз, доводя себя до нестерпимого угнетения. Держа в руках телефон, ковырял кожу пальцев и кусал губы, пытаясь напомнить себе, что это не было правдой. Но что-то чёрное и неразличимое, стоящее выше всяких доводов, нашептывало мне, что скверные мысли до сих пор занимают Дану. Что эта сторона, с которой девушка меня видит, в которую верит, и есть ее правда.

Извинений было мало. Лаборантка оказалась добродушной и доверчивой, но так быстро, я уверен, даже Бог не отпускает грехи покаявшимся. И пока девушка решилась со мной заговорить, даже чуть потерялась в подсознательном желании, я все ближе знакомился с чувством вины. Оно слой за слоем обнажало меня перед самим собой. Дана не знает… И я не знал. Я преступник.

***

На машине ехать было опасно. Веки смыкались без всякого контроля, в теле клубилась ноющая тяжесть от бессонницы. Я приехал на такси за долго до начала рабочего дня, то и дело проваливаясь в неприятную полудрему. Сегодня на улице пахло два-метилизоборнеолом и геосмином — запах весны.

Я достал из переносной сумки ноутбук и обреченно расположился за рабочим столом. Перед тем, как взяться за исполнение обязанностей инженера лаборатории, нужно было заполнить накладные и сопроводительное письмо для «Аромплатикс». Максим и Алёна были в отгуле, Дана Евгеньевна ещё на учебе. Восемь утра знаменовали для неё приостановку всех жизненно важных для счастливой юности процессов: над ними там издевались, как рассказывала Алёна.

Названия отдушек, артикулы мелькали в слипающихся глазах. Я тёр их ладонями до покраснения и пытался верно заполнить документацию. При утреннем разгуливающемся свете осознание вины преуменьшалось, она сжималась до размеров мелких соринок, раздражающих мои напряженные глаза, а внутренний голос едва не переходил на крик, умоляя немного поспать. Ни черта не выходило: я путался в цифрах перепроверяя по десятку раз одно и то же, злился. Отключённое отопление давало о себе знать. Я сильнее кутался в пальто, а быстро остывшее горькое кофе превратилось в жуткую водянистую муть.