– Вы должны остановить его, – в отчаянии закричала я. – Луиза, ты же любила его! Марк, он был твоим учителем! Стэнли, несправедливо, чтобы он умирал из-за вас.
Стэнли покачал головой, Марк криво усмехнулся, а Луиза закрыла лицо руками. Глотая слезы, я вышла вслед за Нортоном.
Вернувшись в квартиру рыжего наркомана, Сол заявил:
– Ты, конечно, понимаешь, что нам надо доиграть этот фарс до конца. По сценарию, сразу же после встречи с учениками, несчастного Сола Нортона предают, и роль презренной предательницы отведена тебе. В общем, сейчас ты пойдешь в Колизей, сдашься в руки полиции и донесешь на меня.
– Я не буду действовать по этому сценарию, – твердо сказала я: – Я не хочу терять тебя еще раз.
Сол расхохотался
– Только не разыгрывай из себя влюбленную дурочку. Любовь – роскошь, которую ни ты, ни я, ни Луиза не могут себе позволить, потому что мы – законченные, стопроцентные эгоисты. Ты однажды уже выбрала свою жизнь взамен моей в эпизоде с Пегасом; сделать во второй раз тот же самый выбор гораздо легче.
– Чепуха какая-то. Если я сдамся и донесу на тебя, то нас казнят вдвоем.
– Нет. У меня есть соглашение с Богами – мы выполняем все, что написано в дневнике, а ты – получаешь жизнь и свободу. Свободу!
Я покачала головой.
Сол подошёл ко мне, крепко взял меня за плечи и посмотрел мне прямо в глаза
– Свобода, Мэй. Ты понимаешь, что я имею в виду под словом свобода? Ты сможешь покинуть этот несчастный остров и вернуться на Землю, где никто не будет ставить над тобой эксперименты.
Я лишилась дара речи.
– Я не верю тебе, – наконец-то смогла произнести я. – Как и когда ты сумел договориться с Богами?
– Ты скоро сама все поймешь, а сейчас просто доверься мне. Я гарантирую твою безопасность, если ты сделаешь так, как я прошу тебя.
– И ты еще называешь себя эгоистом, не способным любить, – сквозь слезы сказала я.
– Конечно, я – эгоист, не способный любить. Я исхожу из элементарной логики. Во‑первых, я ни капли не ценю свою жизнь, потому что она такая же фальшивка, как и любая другая жизнь на этом острове. Во‑вторых, я желаю смерти, потому что сильно страдаю после фантастической операции. Ну, а в‑третьих, меня рано или поздно поймают и казнят, но мне будет приятно думать, что от моей дурацкой жизни и не менее дурацкой смерти есть хоть какая-то польза. Так что, дорогая, я делаю это не ради тебя, а ради себя.
– Я должна подумать, – пробормотала я.
– Пожалуйста, – пожал плечами Нортон, – у нас сколько угодно времени.
Сол ошибся: не прошло и часа, как в нашу квартиру ворвались полицейские и Ангелы и арестовали всех, включая серебристого паука.
Я снова оказалась в тюремной камере. Вначале я долго ревела, потом меня долго тошнило и рвало, а потом, вконец обессиленная, я повалилась на койку.
Через некоторое время на смену глубочайшей подавленности пришло ледяное спокойствие. Я не могла шевельнуться, зато могла очень ясно мыслить. Я анализировала предшествующие аресту события отстранено, как скрупулезный ученый-исследователь и постепенно очень многое вставало на свои места. В частности, я поняла, что Сол с помощью своего устаревшего компьютера попал в красный офис и прочитал последний, четвертый дневник. Я тоже могла бы прочитать эти записи, но отец предупреждал меня, что следует воспользоваться Ключом, только когда мне будет угрожать опасность. Пока меня никто не трогает (даже не водят на допросы), я не буду трогать Ключ. А потом я уснула и проснулась от того, что кто-то ломился в мою камеру.
– Эту дверь без пароля не открыть, – обиженно пробасил кто-то по ту сторону двери. – Эй, Сид, сбегай наверх и узнай пароль
Пока неизвестный мне Сид бегал за паролем, остальные стояли возле моей камеры и возбужденно переговаривались. Наконец-то вернулся Сид, огласил шахматный пароль, дверь распахнулась, и в камеру вошло с десяток человек. Некоторые из них были вооружены. Мы удивленно уставились друг на друга.
– Это же Мэй Линд, – неуверенно сказал один из них.
Другой подошел ко мне, крепко ухватил мою правую руку за запястье и вылил на ладонь воду из стоящего рядом стакана.
– Из нашего Братства, – заявил он, демонстрируя всем татуировку, проступившую на коже.
– Предательница, – пискнул третий.
– Смерть предателям, – крикнул четвёртый.
Они сдернули меня с койки и потащили вон из тюрьмы. Меня выволокли во двор Колизея. Я сидела на земле, окруженная возбужденной толпой, которая распалялась все больше и больше. И вот один из них подошел и плюнул в меня. Толпа приветствовала смельчака громкими восхищенными криками. Второй храбрец подошел и больно ударил меня ногой. Дурной пример заразителен: на меня набросились все сразу. Я уже теряла сознание, как побои прекратились, кто-то бережно поднял меня на руки, и я услышала зычный голос Марка Ветрова:
– Мы не можем начинать новую жизнь с беззакония. Только народный суд должен устанавливать для виновных меру наказания.
Слова Марка вызвали восторг у собравшихся.
– Не верь мне, – прошептал Марк мне на ухо, проходя мимо аплодирующих ему людей. Вокруг меня всё померкло.