Читаем Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография полностью

Таблица 10. Языки оригиналов отдельно изданных переводов на русский язык, 1780–1788 годы


Как мы видим, в первый период число переводов было еще небольшим, поэтому говорить с уверенностью о тенденциях вряд ли возможно. Но можно отметить, что число переводов в целом росло довольно быстро (хотя понятно, что период начался с весьма низкого показателя). Сравним доли четырех наиболее значимых с точки зрения количества переводов языков в 1750–1759 годах (всего 69 переводов) и в 1760–1763 годах (всего 113 переводов) (табл. 9)[151].

Получается, что в начале 1760‐х годов французский заметно упрочил свои позиции, и произошло это в основном за счет латинского и итальянского языков, в то время как доля переводов с немецкого почти не поменялась.

Посмотрим теперь, с каких языков переводили книги в следующий период, который охватывает как время до разрешения открывать частные типографии (последовавшего в 1783 году), так и после него. Мы заканчиваем этот период 1788 годом как наиболее успешным с точки зрения объема печатной продукции на протяжении всего XVIII века, после чего начался спад (табл. 10).

Ведущими по количеству в эти годы были переводы с французского, немецкого и латыни, причем, по сравнению с 1759–1763 годами, доля французского и немецкого чуть-чуть уменьшилась, зато доля латыни немного выросла. Можно также отметить некоторый рост переводов с других языков, не входящих в группу лидеров (с английского, а также с маньчжурского и польского) накануне эпохи Французской революции. С 1780 по 1786 год число переводов мало меняется, а начиная с 1787 года начинается большой рост, возможно, вызванный отложенным эффектом либерализации издательской деятельности. Хотя в среднем за последние три года этого периода в процентном отношении доля французского остается примерно такой же, как раньше, если рассматривать значения в динамике, видно, что она возрастает в 1788 году, а доли немецкого и латинского, после значительного роста в 1787 году, в 1788 году, наоборот, уменьшаются. Другими словами, разрыв между французским и остальными иностранными языками становится еще более заметным накануне Французской революции. Это хорошо видно на графике 3.


График 3. Языки оригиналов русских переводов с французского, немецкого и латинского языков, 1780–1788 годы (сплошная линия — французский; длинный пунктир — немецкий; короткий пунктир — латинский)


Возможно, в какой-то степени это можно объяснить функцией языка-посредника в переводе иностранной литературы, которую французский выполнял больше, чем какой бы то ни было другой язык. Так, в 1788 году с французских переводов переводили на русский произведения Локка, Мильтона, Поупа, Шекспира, Филдинга, Эдварда Янга. Очевидно, что это касается прежде всего литературы на английском языке. Прямо с английского на русский язык за весь XVIII век было переведено менее ста книг, в то время как по крайней мере 154 книги были переведены с французских переводов английских книг, к которым надо добавить не менее 49 переводов с немецких переводов английских книг. Причем этот процесс, очень мало проявлявшийся еще в середине века, набирал скорость: в 1776–1785 годах через французский было переведено 20 английских произведений, а в 1791–1800 годах их было уже 36. Есть также примеры переводов через французский с немецкого, итальянского и испанского.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
Литература как жизнь. Том I
Литература как жизнь. Том I

Дмитрий Михайлович Урнов (род. в 1936 г., Москва), литератор, выпускник Московского Университета, доктор филологических наук, профессор.«До чего же летуча атмосфера того или иного времени и как трудно удержать в памяти характер эпохи, восстанавливая, а не придумывая пережитое» – таков мотив двухтомных воспоминаний протяжённостью с конца 1930-х до 2020-х годов нашего времени. Автор, биограф писателей и хроникер своего увлечения конным спортом, известен книгой о Даниеле Дефо в серии ЖЗЛ, повестью о Томасе Пейне в серии «Пламенные революционеры» и такими популярными очерковыми книгами, как «По словам лошади» и на «На благо лошадей».Первый том воспоминаний содержит «послужной список», включающий обучение в Московском Государственном Университете им. М. В. Ломоносова, сотрудничество в Институте мировой литературы им. А. М. Горького, участие в деятельности Союза советских писателей, заведование кафедрой литературы в Московском Государственном Институте международных отношений и профессуру в Америке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Урнов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное